В тени

– Извините, но я впервые слышу фамилию Новиков! Что же касается расстрела, то я вынужден был это сделать, так как бойцы полка, бросив окопы, побежали назад при виде немецких танков и отказывались вернуться обратно!

Сотрудник Особого отдела, улыбаясь, записал его показания: сотрудник Особого отдела не сомневался, что в течение часа «расколет» этого лейтенанта.

– Выходит, ты подтверждаешь факт самовольного расстрела бойцов? А кто дал тебе эти права? Тебе не кажется, что ты взял на себя слишком большие полномочия? Новиков пишет в своем рапорте, что его подразделение было вынуждено отходить под натиском немецких танков, а ты, вместо того, чтобы выполнять поставленную перед тобой задачу, начал расстреливать выходящих из боя красноармейцев!

Смирнов побледнел. Обида за себя перехватила дыхание. Перед ним сидел такой же человек, который своими вопросами пытался загнать его в угол, чтобы потом расстрелять у высоких елей, растущих неподалеку от блиндажа.

– Они не отходили, а бежали, товарищ старший сержант! Я пытался их остановить, но они не подчинялись моим командам. Двое даже пытались меня застрелить! – прохрипел Николай.

Но тот уже не слушал, а дописал протокол и протянул Смирнову.

– Распишись здесь, – предложил он, подавая карандаш.

Николай прочитал текст допроса и покачал головой.

– Я не стану подписывать то, что вы написали, – тихо произнес Смирнов. – Я стрелял не потому, что мне так хотелось, а потому, что другого выхода просто не было! В результате этих действий мне удалось вернуть бойцов на позиции.

– Знаешь, лейтенант, я предвидел твой отказ. Впрочем, мне твоя роспись не нужна. Черепанов! – громко крикнул он и, когда в блиндаж вошел боец, приказал отвести Николая в землянку, где содержались дезертиры.

Николай вышел из блиндажа и зажмурился от яркого солнца, бившего ему прямо в глаза. Он сделал несколько неуверенных шагов; но тут что-то сильно толкнуло его в спину, он потерял равновесие и упал на землю. Когда он открыл глаза, то увидел над собой немецкий бомбардировщик. Неподалеку разорвалась бомба, и комья горячей земли, словно дождь, посыпались ему на лицо. Рядом лежал сопровождавший его красноармеец, спина которого была темна от крови. На месте блиндажа зияла громадная воронка.

– Товарищ лейтенант, – услышал он голос Вавилова, который тряс его за плечо. – Вы живы?

– Да, – с трудом ответил Смирнов.

– А где старший сержант? Ну, тот, что из Особого отдела! – Когда мы выходили, он еще оставался в блиндаже…

***

Окопы были вырыты в полный профиль. Смирнов, в накинутой на плечи шинели, делал отметки на карте. Затем отложил в сторону полевую сумку и начал всматриваться в немецкие позиции. Каска была великовата и то и дело налезала на глаза, мешая рассматривать оборону врага. Николай снял каску и положил ее на бруствер. Вдруг что-то звякнуло, и каска отлетела в сторону. Николай вжал голову в плечи и медленно опустился на дно окопа. Он поднял каску и увидел в ней аккуратную дырку.

– Немцы! Немцы! – пронеслось по окопам и траншеям.

Смирнов приподнялся и приложил к глазам бинокль. Гитлеровцы шли во весь рост. Некоторые были без касок, с зачесанными назад светлыми волосами, на других темнели пилотки.

«Прямо как в фильме про Чапаева!» – подумал Смирнов, удивляясь, что не испытывает ни страха, ни желания куда-нибудь спрятаться.

– Огонь! – зычно закричал он и нажал на спуск автомата.

Приклад привычно стукнул его в плечо, вызвав боль в левом предплечье. Первая цепь немцев была скошена, как косой. Вторая приостановила шаг, затем дрогнула и стала медленно отходить назад, оставляя среди нескошенной ржи убитых и раненых.

– В атаку! Вперед! – закричал Николай, выскочив из окопа.

Бежал он недолго. Его левую руку обожгло и он даже не почувствовал, как уронил автомат. Перед глазами Николая поплыли яркие радужные круги, ноги стали ватными. Он сел на землю и только тогда почувствовал, как сыро стало в рукаве гимнастерки. Вокруг него лежали бойцы, а он сидел посреди поля, готовый заплакать от внезапно охватившей его боли.

– Ложись, убьют! – закричал ему красноармеец.

Николай улыбнулся сквозь слезы: от крика подчиненного ему почему-то стало спокойнее. Солнце вышло из-за туч и ласково пригревало щеку. Справа короткими частыми очередями бил пулемет. Наверное, стреляли и немцы, но он почему-то слышал лишь голос «Максима».

«Меня уже ранили сегодня, – подумал Николай, – значит, не убьют!»

В этот момент сильная рука ухватила его за ворот гимнастерки и повалила на спину. Падая, Смирнов услыхал свист пуль – по ним стреляли.

– Давай за мной, лейтенант, – крикнул ему боец и пополз назад к окопам.

Они доползли до траншеи и мешками свалились на дно. К Николаю подбежала молоденькая санитарка и, пригнувшись, вспорола ножом мокрый от крови рукав гимнастерки. Перебинтовав руку, она улыбнулась и скрылась за поворотом траншеи.

– Смирнов, ранен? Двигай в медсанбат! – приказал командир батальона. – Мне здесь раненые герои не нужны!

– Меня уже перевязали, товарищ комбат, – словно оправдываясь за ранение, произнес Николай.

– Выполняйте приказ! – услышал он в ответ.