В тени

Сотрудник Особого отдела замолчал, достал папиросу и, закурив, бросил пачку на стол.

– С какой целью ты был заброшен в расположение наших частей?

Николай молчал. Он демонстративно смотрел в окно и вдруг спросил:

– Скажите, это старший лейтенант Говоров?

Чекист поперхнулся дымом и громко закашлялся.

– Откуда ты знаешь Говорова?

– Мне приходилось с ним работать. Последний раз я видел его, когда он собирался в Москву, видимо, не уехал.

Сотрудник Особого отдела торопливо поднялся из-за стола.

– Посмотри за ним, я сейчас вернусь! – приказал он часовому.

***

В комнату вошел Геннадий Степанович Говоров и, прямо с порога, направился к Смирнову. Он обнял его, затем отодвинул от себя и посмотрел в глаза.

– Мне сказали, что ты погиб на высоте, прикрывая отход полка. А ты, оказывается, жив!

Заметив на лице Николая гримасу боли, он ослабил объятия.

– Что с тобой?

– Я ранен, – ответил Смирнов. – Вместо того, чтобы отправить меня в госпиталь, ваши сотрудники пытались обвинить меня в шпионаже!

Говоров улыбнулся и посмотрел на входящих в комнату сотрудников.

– Да какой он агент немецкой разведки?! Я его хорошо знаю. Это герой!

Сотрудники переглянулись и покраснели.

– Принесите его документы, – распорядился Говоров. – И еще. Определите товарища в госпиталь. Вы что, не видите, что он нуждается в лечении?

Рыжий оперативник выскочил из комнаты. Второй, допрашивавший Смирнова, остался в кабинете и, пододвинув поближе табурет, сел на него. У него было смуглое лицо с множеством морщинок, и, когда он улыбался, они сеточкой собирались вокруг глаз, превращая лицо в морду какого-то опасного и хищного зверя.

– Беляков, у тебя выпить есть? – спросил Говоров. – Нужно обмыть эту встречу! Увидимся ли еще? Война…

– Найдем, Геннадий Степанович, – прокряхтел тот и вышел из комнаты…

– Я смотрю, ты обижен, Смирнов. Пойми правильно, идет война, кругом: дезертиры, паникеры, агенты немецкой разведки… и во всем этом нужно разбираться! А людей не хватает! Ты знаешь, что может сделать один не выявленный нами диверсант? Молчишь? Вот и приходится пропускать людей сквозь это сито. Лес рубят, щепки летят!

– Выходит, я такая же щепка, как те, что лежат в овраге! А я не хочу быть щепкой, Геннадий Степанович!

– Может, ты в чем-то и прав; но лучше поставить к стенке с десяток невинных людей, чем дать одному диверсанту отправить на тот свет тысячу бойцов!

Он замолчал и достал из кармана пачку папирос.

Они закурили. В комнате повисла тягучая тишина.

– Извините, Геннадий Степанович, а вы никогда не думали о том, что и вы можете оказаться среди тех безвинно расстрелянных людей?!

Говоров вздрогнул и посмотрел на дверь. Он явно боялся, что там кто-то подслушивает. Убедившись, что за дверью никого нет, он вернулся на место.

– Я лично присутствовал на допросе генерала армии Павлова. Сразу после ареста, он наотрез отказался давать какие-либо показания. Он заявил, что допрос возможен только в присутствии наркома обороны или начальника Генерального штаба Жукова. Об этом доложили Мехлису, и Лев Захарович пришел на допрос.

– Ну, что вы здесь комедию ломаете? – были его первые слова.

– Я буду отвечать на вопросы только в присутствии наркома обороны или начальника Генерального штаба Жукова! – упорствовал Павлов.

К вечеру к нам присоединился батальонный комиссар:

– Меня прислал к вам лично нарком обороны. Пусть мое воинское звание не смущает вас.

– О чем мне с вами беседовать, если вы мне шьете измену?! – произнес Павлов, и глаза его сверкнули злостью.

– Нет, – спокойно ответил комиссар, – никто вам измену не шьет. Я вам зачитаю формулировку обвинения, которое вам предъявят при официальном начале следствия. В нем будет идти речь не только о вас!

– Выходит, вы меня «паровозом» определили! Я, действительно, получил устную директиву о приведении войск в боевую готовность. Письменного приказа, не было! Теперь подумайте сами: ну, привел бы я войска в полную боевую готовность, а немцы не напали бы! Что тогда?! Тогда меня обвинили бы в организации провокации, со всеми вытекающими последствиями… Я ждал письменного приказа, которым можно было бы прикрыться; но его так и не последовало…»

– Вы хотите сказать, что при наличии приказа…»

– Вот именно. Был бы приказ, я бы сейчас не сидел здесь перед вами!

Говоров замолчал и глубоко затянулся дымом. Выпустив голубоватое облачко, он посмотрел на Смирнова.

– Надеюсь, ты меня понял, Николай. На войне пощады нет никому, ни генералу, ни красноармейцу! И не важно, сколько их лежит в овраге, если среди них есть хоть один диверсант, значит, мы выполнили поставленную перед нами задачу…

В комнату вошел рыжий лейтенант и поставил на стол бутыль самогона.

– Где взял? – спросил Говоров.

– Где взял, там уж нет, – ответил тот и громко рассмеялся, обнажив мелкие желтые зубы.

Он достал из вещмешка буханку хлеба, три луковицы и стал резать хлеб.

***

Паровоз пронзительно засвистел и, дернувшись, остановился на узловой станции.

– Разгружайте раненых! – послышалась команда начальника госпиталя. – Быстрее, быстрее…