В тени двух богов

Марк забрался в его носилки и прилег рядом с Цейонием. Он чувствовал сильное благоухание исходящее от Коммода, обильно натертого душистыми благовониями. Внутри паланкина пахло розами, ладаном и мускусом. На ногах у консула были надеты не красные сенаторские башмаки, а сандалии, в которых обычно расхаживают дома. Их позолоченные ремешки плотно обматывали тугие икры ног Цейония – тот лежал на боку, и длинная тога его немного задралась.

– Я слышал, – продолжил разговор Цейоний, лениво цедя слова, – что внук Сервиана Фуск показал неподобающее поведение по отношению к тебе, обошелся неучтиво.

– Да, он вел себя вызывающе.

– Жаль, что меня не было рядом, я бы нашел, как ответить грубияну. Нам вообще надо держаться вместе: я говорю о наших семьях. Уж если так угодно богам и великому императору Адриану, то судьба отныне поведет нас одной дорогой.

– Мне хотелось бы оправдать надежды Августа, – пробормотал Марк, чувствуя благоухающий запах от Цейония, жар его тела, поскольку они лежали, почти прижавшись из-за маленького размера паланкина. Он продолжил смущенным тоном: – Но я предпочел бы спокойный образ жизни. Мне больше хотелось бы заниматься философией, чем государственными заботами.

– О, как ты прав, мой дорогой Марк! – рассмеялся Цейоний.

Он повернул лицо к Марку и тот увидел близко от себя карие с желтизной глаза нового фаворита Адриана. В них читалось неприкрытое любопытство, насмешка и еще что-то, чего Марк не смог разглядеть, возможно, вожделение. Не зря ходили слухи, что Цейоний слыл любовником Адриана.

– Мне тоже хотелось бы жить простой жизнью, – продолжил Коммод, разглядывая юного спутника. – Как писал Марциал, которого я люблю: «Пусть не дает мне судьба ни высшей доли, ни низшей, а поведет мою жизнь скромным срединным путем»49

. Увы, приходится выполнять свой долг, раз так угодно судьбе. Ведь об этом говорит философия стоиков, которой меня обучает грек Аполлоний. Ты его, кстати, скоро увидишь.

Неожиданно с улицы, отгороженной от собеседников занавесями паланкина, послышался невнятный шум, громкий говор, а затем и крик.

– Что такое? – удивился Цейоний.

Он откинул полог, и Марк увидал толпу возбужденных людей, окружившую их носилки со всех сторон. Люди орали во всю глотку и яростно размахивали руками. По виду туник можно было определить, что большинство из них являлись вольноотпущенниками, но встречались и рабы с ошейниками как у животных, на которых стояла привычная надпись: «Держи меня, пока я не убежал». Сам Марк на своих рабов таких ошейников или табличек не вешал. Вот и Антиох, шедший рядом с носилками, выглядел как городской простолюдин, только шерсть его туники была грубее.

Сейчас, в этой непонятной сумятице, Антиох приблизился к паланкину и закрыл его широкой спиной от напиравшей озверелой толпы.

– Что им нужно? – спросил удивленный Марк у Коммода.

– Не знаю, – ответил консул, опуская ноги вниз и вставая с носилок. – Не беспокойся ни о чем, ты, слава богам, под моей защитой!

Но толпа напирала сильнее. Они яростно кричали, толкали ликторов и носильщиков, теснили их ближе к паланкину. Марк никогда еще не видел столько ненависти на лицах, столько ярости, никогда не видел таких безумных глаз, словно этих людей чем-то опоили или злые колдуны лишили их разума.

– Хлеба, хлеба! – неистово кричала толпа.

– Они требуют хлеба, – удрученно заметил Цейоний. – Но ведь мы уже провели раздачу в прошлом месяце, всем выдали по спискам и никаких жалоб не поступало. Клянусь Юпитером!

Один, наиболее энергичный и свирепый из протестующих, человек невысокого роста, но плотный и сильный, почти приблизился к носилкам. Он, как и все громко кричит, требует хлеба, но Марк обращает внимание на его угрюмое, сосредоточенное лицо, на угрожающие жесты. С такими лицами не просят хлеба, с такими лицами замышляют нечто ужасное.

Марк хочет предупредить Цейония об опасности, окрикнуть, дернуть за тогу, но слова застревают в горле. «Неужели какой-то негодяй, – в смятении думает он, – этот подлый пролетарий угрожает Цейонию? Разве римский плебс настолько обнаглел, что среди белого дня нападает на высшего магистрата Рима? Такое нельзя допустить. Это невозможно!»

От вспыхнувшего внутри него гнева и ярости он теряет над собой контроль и импульсивно выскакивает на дорогу: он покажет этому наглецу, проучит его так, чтобы тот запомнил на всю жизнь! Он, Марк, недавно спасовал в амфитеатре Флавиев перед Фуском и проявил нерешительность, но теперь-то уже нет, сейчас он точно отыграется.

Уже выскочив, Марк услышал предостерегающий крик Антиоха: «Осторожно, господин!», но не успел ничего предпринять, ибо нападавший, выхватив короткий нож, занес руку для удара в грудь стоящему впереди Цейонию. Однако Антиох навалился на него всем телом, подставляясь под режущие взмахи ножа и болезненно вскрикивал, стонал, но не отпускал убийцу из своих объятий.