Я пересела на другую повозку, перевозившую пассажиров к ближайшему городку. Там я перекусила немного, но от мысли переночевать в постоялом дворе отказалась – над площадью снова пролетал отряд лаэров.
– Что-то часто летают, – сказала я как бы между делом старику, торгующему кислющим лимонадом из бочки.
– Ищут кого-то, – ответил тот.
Я выглушила из глиняной кружки остаток кислятины. Перевязала на голову другой платок, переложила выделяющийся видом рюкзак в мешок. Затем протолкнувшись среди толп между длинных телег с кибитками и повозок, стоящих у края площади, я выяснила у бойких и горластых возниц, кто из них едет к границе. Вызвался чубастый крепыш, похожий на индуса. К нему в повозку и села.
И вновь потряслась на жёсткой скамье, мысленно рыдая об утраченном безвозвратно автопроме и российских трассах, гладких, как щека младенца, по сравнению с этими колдобинами. Как же много осталось в моём мире чудесного, чего здесь днём с огнём не найдёшь! Воистину: не потеряешь, не оценишь.
Всю долгую дорогу через влажные, наполненные запахами тропиков, криками животных, стрекотом насекомых леса, спускаясь по серпантинам и выезжая в долины, я размышляла. Итак, деньги у меня были. Я снова покраснела от стыда: буду считать эти деньги стипендией Лэйнара Раммы худшей из учениц. Даст Бог, отдам однажды…
Вспоминая все книги и фильмы о беглянках, начиная с Джейн Эйр и заканчивая Догвилем, я понимала: если представлюсь местным девушкой в бедственном положении, жди проблем. Сироток ущемляют, шантажируют и используют самими неприятными способами. Но с воображением было туго. Видимо, из-за браслета на руке не удавалось ничего придумать. Только голова болела.
На одной из стоянок я увидела бойкую девушку на гегране, похожую на Даву Мирану. К ней обращались уважительно даже наглые возницы. Она выпила кувшин чего-то пенного, вскочила на летающего ската и улетела к отряду лаэров, которые, к сожалению, и сюда заглядывали. Я отвернулась, сердце дрогнуло.
– Спасатели? – спросила я у женщины с котомками.
– Летят с очередного подвига.
– Это хорошо, что тут стражи частенько летают. Порядок наводят, как везде в Аэранхе.
– Да нет, – покривилась женщина. – Чего им тут патрулировать? Больше из людских отряды в нашей-то глуши. Лаэры раз в день пролетят для порядку и хватит.
Увы, раз в день для меня было много. Я ведь даже не знаю, существуют ли у них какие-то магические снимки, чтобы предъявить каждому посту образ беглой преступницы. Даже если Лэйнар не станет меня искать, противные маги из суда дело наверняка так не оставят. Я на секунду подумала о Дезмонде, который тоже ненавидел законы Аэранха, но тут же отмела все мысли о нём. Он не замедлит с тем, чтобы навредить Лэйнару, ведь у них открытая вражда.
– На границе крылатые и то реже появляются, – добавила женщина. – Там только миссионеры по праздникам. Завезли народ, забросили в построенные хижины и сами разбирайтесь.
– Ну и как они, разбираются?
– Как жили по своим дикарским законам, так и живут. Без документов, без уровней зрелости. Как звери, честное слово! Если ограбили кого на ночной дороге, к Оракулу не ходи, точно они!
– Бедствуют? – спросила я.
– Если бы! Им там помощь сверху отправляют, чтоб не голодали, когда неурожай. Через границу в Медатор пускают поохотиться без особых правил. Но этих зверей ещё и на подвиги тянет. Всё жду, когда их обратно выселят!
– И что? Должны?
– А кто ж их знает? Лучше б лаэры нас, порядочных людей, поддерживали. Мы всё трудами, сами. Что добудем, то наше. По-честному.
Ясно. Отношение к дикарям здесь такое же, как везде к беженцам. Нравы у них опасные, но теперь понятно, куда реже всего способна нагрянуть стража. И это прекрасно! Значит, мне к дикарям. Боже, но ведь там же наверняка беспредел и преступность! Куда меня несёт?!
– Подайте! – вдруг раздалось хриплое справа.
Я оглянулась. Из кучи тряпья и досок ободранный худой нищий с нечёсаными седыми космами протянул грязную крупную руку. Лишь по коже без морщин я поняла, что он не старик.
– Не подавай, пропьёт всё! – выругалась женщина, прижимая котомку к груди, словно тот мог отнять. – Все они такие!
– Какие? – тихо спросила я.
На меня смотрели больные, почти безумные глаза немолодого оборванца. Руку он продолжал тянуть и повторять настойчиво хриплым голосом:
– Подай. Подай.
– Да лаэры ж изгнанные! – с пренебрежением проговорила попутчица. – Только ведь за тяжкие преступления крылья обрубают, за ерунду никогда! Заслужили, а потом жалятся… ходят, кровные аэрхи выпрашивают!
При этих словах нищий убрал руку, глаза сверкнули и потухли, он отодвинулся и влез под грязную тряпку, висящую, как навес, над хламом.
– Это лаэр?.. – оторопела я.
– А то кто ж… Видишь, здоровенный какой? Сколько езжу на ярмарку, вечно побирается. Лет десять поди.
– Они же богаты…
– Ты откуда вообще? Из леса? У преступников всё забирают! Этого хоть в Медатор не вышвырнули к хищникам, да толку!
Я сглотнула. От жалости и ужаса у меня пропал дар речи. Вверх к горам улетали четверо прекрасных крылатых мужчин и девушка на гегране, а рядом… Какой жестокий мир!