В тишине твоих шагов

— Всё будет хорошо, — напомнила я. — Мам, набери ему Ксюшу, пожалуйста! Мне надо бежать, прости.

Донских попрощался с мамой и вышел из палаты. Повернувшись ко мне, он засунул руки в карманы брюк и спросил почти шепотом:

— Так где, товарищ следователь, я могу ознакомиться с содержанием записки, которую оставила Яковлева?

— Эм… — Я отвернулась, делая вид, что устраиваю сумку на своем плече. — Знаешь, ты опять будешь ругаться.

— Я тебя придушу.

— Она у Тимофеева.

— Шикарно, — прорычал он.

— А вы хорошо проверяли ванную комнату в квартире Яковлевой? — я попыталась перевести тему разговора.

— Что? — рявкнул Донских, роняя папку из рук.

— Вдруг она отмывала там нож?

— Кто?

— Убийца, — прошептала я, прищурив глаза.

— Почему она? Что еще ты знаешь такого, чего не знаю я?!

— Не кипятись, — я погрозила ему пальчиком и двинулась вперед по коридору. — Это просто предположения.

За спиной раздались тяжелые шаги. Донских спешил следом. Я даже могла чувствовать, как он режет взглядом мою спину.

— Какого черта, Беляева! Стой. Кому сказал!

Он схватил меня за руку и повернул к себе. Я аккуратно освободилась от его хватки.

— Не стоит играть со мной, — прошипел он.

— Не стоит недооценивать меня, — предупредила я, сжигая его глазами.

— Куда ты собралась?!

— Мы с тобой едем на квартиру к Яковлевой.

— Мы?! — оскалился Донских. — С чего ты решила, что я тебя беру на следственные мероприятия?

— Да, мы, — хмыкнула я и гордо задрала подбородок. — Есть одна мысль, но какая, не скажу, если не возьмешь меня с собой.

— Стерва! — сквозь зубы процедил майор и направился вслед за мной по коридору, придерживая халат на плечах.

Мы спустились вниз на лифте, в абсолютном молчании гипнотизируя друг друга взглядами. Почти сорвав с мясом халат в гардеробе, он бросил его на стойку.

— Простите, — улыбнулась я, оправдываясь перед служащей, — не знаю, чего он так вскипел.

Донских нашарил в кармане ключи и быстрым шагом поспешил к стоянке.

— Ты слышал, что нормальные люди не ездят в брюках на мотоцикле? — осведомилась я, оглядывая спортивную «Yamaha» красного цвета.

— Машина не завелась с утра, — буркнул он, — что я мог поделать. Не на автобусе же ехать.

— И то верно.

— Садись, — приказал он.

— Мне что, без шлема ехать?

— Можешь идти пешком.

— Пардоньте, — я запрыгнула на мотоцикл и обхватила Донских за талию. — Согласна и так. Только не ворчи!

«Yamaha» сорвалась с места, едва не задрав нос, и помчалась по дороге.

— Похоже, кто-то взбешен, — заметила я, но мои слова растворились в потоках встречного воздуха.

22

Каждому человеку жизненно необходимо чувствовать себя нужным. По этой причине пожилые люди заводят живность в количествах, трудно поддающихся исчислению, а молодые женщины с удовольствием и полностью отдаются воспитанию потомства. Подопечные без тебя никуда, и некогда думать, что ты, возможно, никому больше и не нужен.

Даже сильным, независимым людям приятно держать в голове мысль о том, что где-то, пусть на самом краю земли, есть человек, который помнит о тебе, любит и ждет. Эта мысль согревает душу.

Была у нас в школе девочка. Её звали Танька. Обыкновенная девчонка, не лучше и не хуже других. Серенькая внешность, тусклые волосы в хвостик, поношенная курточка и затасканные джинсы невнятной длины. Больше никаких особых примет. Фигура её тоже была ничем ни примечательна: ни спереди, ни сзади её Бог не наградил, но жить как-то надо. Она и жила. Скромно, тихо: школа, дом, книжки. О мальчишках и думать не смела. Рядом всегда находились девчонки посимпатичнее.

Мальчики-сверстники тоже дураками не были, выбирать умели. Между средненькой девочкой и хорошенькой всегда выбирали вторую. Но Танька не расстраивалась, ведь мама ей обещала, что скоро придет время, и она расцветет. Но время шло, а она не цвела. Ну, никак. И фигура не становилась лучше, и росту не прибавлялось, и как потом оказалось, в уме не приросло. И самое бы время заняться самосовершенствованием, учебой и карьерой — аспектами, которые очень удаются таким девочкам, ведь их никто не отвлекает свиданиями и поцелуйчиками. Но однажды дорогу Таньке перебежала какая-то шальная кошка. Или бешеная.

В тот вечер, на выпускном, мы не могли оторвать от нее глаз. Это был ее звездный час. Дело не в платье и даже не в косметике, нет. Она выглядела не лучше обычного, но её тогда заметили все.

Переминаясь с ноги на ногу в темпе медленного танца, прямо посередине танцпола, она целовалась взасос с самым красивым мальчиком школы. Он обвивал своими щупальцами Танькину спину и настойчиво мял её зад, словно аппетитную французскую булку. Помню, я стояла тогда и ошарашенно думала, сожрет он её или просто хорошенько обслюнявит. Это было так не по-детски, не по-школьному. Зрелище притягивало своей развратностью и открытостью, ведь никто прежде не отваживался вот так на людях заявить, что он взрослый. А Танька смогла.