Как не понять. Выходит, у Якоба, как у нас у всех, работа настолько глубоко засела в мозгу, в нервах, что он прежде всего выключил пилу, только потом кинулся за помощью. Вспомни Якоб об этом лишь в больнице, он вскочил бы с койки, извинился перед докторами, попросил его на часик отпустить и побежал бы в Шорокшар выключить пилу, а потом вернулся бы обратно и сказал: «Дорогие врачи, продолжайте свое дело…»
Виола, как мне кажется, в своей самозабвенной любви к любым машинам и станкам, на которых работал, превзошел нас всех.
В комиссии было четверо: старший мастер Переньи, женщина от инженерно-технического персонала, дядюшка Дюри Тараба, представитель отдела техники безопасности, и Геза Хайновер, начальник местной заводской охраны.
— А не пьян ли он был?
Хайновер пристально уставился на нас, словно мы были сообщниками Виолы в каком-то преступлении.
Конечно, проще всего на работягу свалить. Окажись Виола пьян, для Хайновера и компании все было бы проще простого. Записывай в протокол и порядок… Рабочий сам во всем виноват, он и несет ответственность за несчастный случай. Обычно комиссии стараются сразу же подвести к подобному выводу.
— Я спрашиваю, не был ли он пьян? — снова резко прозвучал вопрос.
— Эх, если бы он был пьян! — воскликнул старый Фако.
Неужто непонятно? Надо просто знать Виолу. Якоб вообще отличался осторожностью, а уж если выпивал немного, то работал вдвойне осмотрительно. Хоть он и любил машины, станки, всякие механизмы, но при этом и побаивался их. Основательно выпив, он никогда не подходил к станку. Сегодня же он приехал в Шорокшар к шести утра, отдохнувший, выспавшийся и свежий.
— Кому не приходилось пилой железяки резать, тот, конечно, никогда себе ладонь не раскроит, — вырвалось у меня.
— Что вы хотите этим сказать?
— Работяга за свою зарплату вынужден каждый день вкалывать так, что об опасности и не печется.
Мне, конечно, тут же возразили: «Несчастные случаи — явление отнюдь не закономерное».
— В нашей бригаде с момента ее создания не случалось такого, из-за чего пришлось бы протокол составлять. За двенадцать лет — ни единого раза. Выходит, мы технику безопасности соблюдаем, на рожон не лезем, — спокойно проговорил я. — Но наша работа — не детская забава, в разных переделках побываешь.
Дядюшка Тараба примирительно заметил, что они, дескать, призваны точно и беспристрастно расследовать прискорбный несчастный случай. И вовсе не собираются перекладывать вину на пострадавшего, которому и так туго пришлось. Решение они вынесут после тщательного анализа того, при каких обстоятельствах случилась беда. И попросил нас не нервничать, не спорить, а помочь выяснению истины.
Мы со стариком Лазаром поведали все, что знали.
— Зачем потребовалось работать этой пилой?
— Нужда заставила.
— Что за нужда?
— Нужда, вызванная необходимостью выполнения производственного задания, дорогие товарищи. Работу надо делать, план выполнять, не так ли? При любых обстоятельствах, в любых условиях работа ведь главное. У нас в бригаде такой закон.
— Работа определяется инструкциями. Кстати, кто возглавлял вашу группу?
— Он сам и возглавлял. Якоб Виола, собственной персоной. В такого рода операциях он — самый опытный из нас.
Все остальное для протокола им продиктовал Канижаи. Он, разумеется, старался всячески выгородить Виолу. С удивлением я услышал: батя не отрицал, что сам проявил халатность. Словно он готов был пожертвовать собой, только бы выгородить Якоба.
Комиссия удалилась на небольшое совещание.
— В этом деле еще многое не ясно, многое предстоит выяснить, — торжественно заявил дядюшка Тараба. — Конечно, очень важно, как отнесется к этой прискорбной истории руководство.
Канижаи из Шорокшара на такси помчался прямо в больницу.
Врач «скорой» ошибся. Точнее говоря, девять из десяти докторов сказали бы то же самое: необходимо ампутировать два пальца — мизинец и безымянный. В подобных случаях, при тяжелых травмах так и предписывается поступать. Виола же попал к молодому талантливому врачу, который не пошел по пути наименьшего сопротивления. Видно, он с сочувствием отнесся к беде молодого, полного сил и энергии человека.
Перед врачом в приемном отделении сидел мускулистый, загорелый, широкоплечий парень в грязной синей спецовке и мокрых от талого снега сапогах. Он пребывал в полном унынии, ерзал на стуле и явно трусил. Было видно, что этот человек занимается тяжелым физическим трудом, как говорится, собственными руками создает материальные ценности. Так уже сложилась его жизнь. Родители живут в деревне. Виола работает не только на заводе, но и на приусадебном участке отца, откармливает свиней. Вместе с женой откладывает деньги, у них уже есть участок, они мечтают построить собственный дом. Через несколько лет они, вероятно, смогли бы туда переселиться.
Виола кончил восемь классов средней школы, но мало что сохранил из приобретенных знаний. Профессия у него хорошая, он ею доволен. Зарабатывает неплохо, как и все венгерские квалифицированные рабочие.