Врач внимательно изучил рентгеновские снимки и решил выбрать более сложный путь консервативного лечения. Он потрепал Виолу по плечу:
— Выше голову, дружище! Подлечим тебе руку, приведем в норму. Конечно, это потребует времени…
Когда батя приехал в больницу, Якоба готовили к операции. Бате удалось переброситься с Виолой несколькими словами:
— Послушай, сынок. Послезавтра к тебе придут люди из комиссии по расследованию несчастного случая. Ты знаешь об этом, верно?
— Знаю, батя.
— Ты должен по-умному вести себя.
— Мне сейчас трудно умным быть, батя.
— Говори только самое необходимое. Расскажи, как все случилось.
— Да я сам не знаю, как. Понял только, что резанул руку. Остальное и мне непонятно.
— Скажи им, что внезапно обнаружил нелады в работе циркулярной пилы. А уже потом почувствовал боль. Понял, что диск врезался тебе в руку. А все остальное тебе не ясно.
— Батя! Перестань! С меня хватит изуродованной руки! Как мне жить-то теперь?
— И все же я прошу тебя повторить, что ты скажешь комиссии для официального протокола.
Виола повторил. Канижаи удовлетворенно кивнул:
— Порядок. Об остальном не беспокойся. Я все улажу.
— Новую пятерню даже ты мне не обеспечишь.
— Доктора сделают…
— Что со мной теперь будет, батя?
— Не волнуйся, по миру не пойдешь. Мы тебя в обиду не дадим.
Когда батя вернулся на завод, мы только что тянули жребий. Решали, кому ехать домой к Виоле сообщить, что сегодня он не придет.
— Ну, и кому выпало? — спросил Канижаи.
— Яни Шейем вытащил короткую спичку. Уже уехал.
На следующий день, к вечеру, мы гурьбой отправились в больницу к Виоле. Там уже была Жужа, его жена. Мы обступили кровать, чувствуя себя довольно скованно и глупо. В подобных случаях всегда чувствуешь себя неловко, не знаешь, что говорить. Мы потоптались вокруг постели Якоба, потом как по команде стали выкладывать подарки.
Потоптавшись еще немного у кровати Виолы, мы вскоре начали прощаться. Канижаи вместе с Жужей отправились на поиски главврача. Когда мы уходили, Виола окликнул Яни Шейема:
— Останься, Яника.
Едва остальные скрылись за порогом, Виола тихо проговорил:
— Вот уж не думал, что батя меня под пилу подставит.
— Ты, парень, видно, от горя рехнулся?!
— Как раз наоборот. Я очень даже в своем уме. И о многом передумал, лежа здесь. Вспомни-ка, кто в последний раз на этой пиле работал? Когда мы штурмовщиной занимались в «жестяном дворце». Припомнил? А?
— Вроде батя да папаша Таймел.
— Ну, Таймел в таких штуковинах не очень-то разбирается.
— Батя, кажись, что-то резал.
— Точно! Он тогда еще нервничал, торопился и, видно, сломал пилу.
— Быть не может, дружище!
— Но вы не бойтесь, Яника, я никому об этом не скажу. Ни бате, ни комиссии. А вот тебе сказал… Я ведь в бригаде не первый год, кое-что просек.
— И все-таки, старина, что-то не сходится. В котором часу ты включил пилу?
— Может, в половине седьмого, может, без четверти семь. Как притащили трубы и Богар разметил их.
— А когда несчастный случай произошел?
— Около восьми.
— А до этого?
— Что до этого? Что могло быть? Я работал. По нужным размерам нарезал трубки. Этак дюжины три уже нарезал. Шло все без сучка без задоринки. Богар вместе с Лазаром снег расчищали. Вот как было.
— Ну, видишь?
— Что это я должен видеть?
— Утром пила была в полном порядке.
— Время требовалось, чтобы неисправность дала о себе знать.
— Ты что-нибудь заметил?
— Просто пила подпрыгнула.
— Что, что?!
— Ей-богу, сам не пойму, в чем дело, но подпрыгнула!
— И все же как все это случилось, Якши?
— Труба вдруг задрожала, а пила завизжала, как сирена «скорой». Я, честно говоря, струхнул. Ну, думаю, сейчас рванет и кусок трубы прямо в руку угодит! Решил вынуть трубу из зажимов. Что иначе сделаешь? Зашел с другой стороны, придерживая кусок трубы, и почувствовал удар прямо в руку. Но боли не было. Никакой боли. Только рука сразу стала как чужая.
— Старина, позабудь ты обо всем. Понял? Забудь! Кто бы тебя ни спрашивал, ты толком ничего не знаешь, не помнишь! Слышал меня?! Упомяни о хлопке, щелчке или о чем-нибудь подобном. Им этого вполне достаточно. Ни за что не рассказывай, что обходил пилу, пытался вынимать трубу из зажимов.
— Честно говоря, я до конца и не помню, как все было…
— Ты и так слишком многое помнишь. Заруби себе на носу: вокруг пилы ты не скакал. Ясно?
— Ничего мне не ясно.
— Поэтому положись во всем на батю. Он лучше умеет такие дела обделывать.
— Тут уж обделывай не обделывай, все едино — рука изуродованной останется.
— Но остальное будет — о’кей. А вообще-то сейчас тебе нельзя волноваться. Попроси у сестры «утку» и спи. Это самое умное, что ты можешь сделать.