В тугом узле

А во время утреннего перерыва бригадир «Гагарина», коллега Никола отправился в завком и совершенно официально потребовал, чтобы с него сняли все вздорные обвинения и подозрения. Дескать, профсоюзный комитет должен срочно разобрать его протест и дать опровержение. Когда к Беренашу вернулся дар речи, которого он от изумления лишился, настолько неожиданным оказалось требование Николы, он спросил у бригадира, что в конце концов произошло. Никола заявил, что он не писал никаких анонимок, не доносил на Канижаи. Но, мол, все почему-то уверены, что именно он заварил всю эту кашу. Тут Беренаш разозлился:

— Речь идет вовсе не о какой-то там анонимке. Канижаи пока вообще надо оставить в покое, ему хватает неприятностей из-за несчастного случая с Виолой! Ведется расследование, составляется протокол. Пока расследование не будет доведено до конца, ни о чем нельзя судить точно и конкретно!

И с этими словами он буквально вытолкал Николу из завкома.

У нас в большом сборочном работает восемь бригад. Шесть из них работает на конвейере, а две — «Гагарин» и «Аврора» — производят комплексный монтаж и наладку оборудования. Конечно, нашим успехам завидовали многие, а между «Авророй» и «Гагариным» уже больше десяти лет шла жестокая борьба за первенство — за звание лучшей бригады сборочного, да и всего завода. И всегда Канижаи, хоть на самую малость, но опережал Николу. И при этом никто не ставил под сомнение ни профессиональный талант, ни сметку нашего бати, ни прекрасную работу всей бригады.

Никола долго предавался раздумьям в коридоре. Он не очень-то поверил Беренашу, что у Канижаи все обстоит благополучно, но никак не мог взять в толк, что же сейчас лучше для «Гагарина». С одной стороны, если «Аврора» из-за несчастного случая с Виолой уйдет с первого места, «Гагарин» автоматически выходит в лидеры соцсоревнования. С другой стороны, если Канижаи начнут преследовать и притеснять, на заводе все будут уверены в том, что это дело рук Николы или его подчиненных. Они, дескать, в своих интересах Канижаи подножку подставили. В самый неподходящий момент. Пусть это ложь, но такая каинова печать, которую так просто не смоешь. Выходило, что интересы бригад совпадали. Николе было невыгодно, чтобы с Канижаи случилась крупная неприятность.

И Никола решился. Он прямиком направился к нам и торжественно заявил, что совершенно ни в чем не повинен, что сам ничего толком не может понять. И что всех его ребят потрясло несчастье с Виолой. На следующей неделе они скинутся, накупят подарков и навестят Якоба в больнице.

Мы же из всего сказанного сделали один вывод: против бати готовится заговор. Но что именно затевается? Кому наш бригадир перешел дорогу? Кого обидел? Ничего толком невозможно было понять. По-настоящему батя обижал только нас, да и то обычно за дело.

Во время объяснения Николы у нас в гостях оказался бригадир бригады «Мир» Бурайко. Выслушав Николу, он заметил:

— С чего это ты оправдываешься, Лаци? Тебя никто ни в чем не обвиняет.

— Я люблю четкость и предельную ясность во всем.

— Так редко бывает в жизни.

— Что ты каркаешь, Бурайко?

— Дело в том, что кристально-чистых людей не бывает. Мы знаем: у каждого из нас есть и нарушения инструкций, и отклонения от них, и нарушение правил техники безопасности, и все такое прочее. У каждого это случается. И у меня тоже. И у тебя, Никола! Если потребуется, все это можно преспокойно раздуть.

— Я ничего не раздуваю.

— Я, можешь быть уверен, тоже не раздуваю ничего. Но в семье не без урода. Кто-то у тебя в бригаде может раздувать. Разве не так?

— Такого не может быть.

— Говорю, в семье не без урода. А вдруг вспыхнуло недовольство? Или, может, это — небольшая месть?

— У тебя слишком богатая фантазия.

— Я ведь работал под началом Канижаи. Знаю, нелегко с ним: старик слишком любит командовать, переоценивает силу приказа.

— Иной раз иначе нельзя.

— Верно. Но не суй нос в чужие дела, Лаци. Сам же потом будешь виноват. Это дело «Авроры», пусть они и разбираются.

С этими словами оба бригадира ретировались. И в такой-то критический момент бати с нами не было! Он даже утром не переодевался, а сразу махнул в партком. И там ведет разговоры. Или с ним ведут разговор? Черт знает, может, эти переговоры идут не только вокруг несчастного случая с Виолой?

Слова, брошенные Бурайко, запали в наши души, пустили корни. Колючки нанесли глубокие царапины, которые загноились.

Сразу же вспомнился нам и разговор в шорокшарской корчме, когда Марци Сюч высказал предположение о премии, якобы полученной батей.

Господи Иисусе, а вдруг непутевый малый устроил это свинство, чтобы проверить историю с премией? Нет, все-таки наш Марцелло не такой.

Может, Виола? Он ведь денежки любит, ради них на многое способен. Но у него на это не хватит ума и хитрости.

Папаша Таймел? Может, старик и способен на предательство, но тогда зачем ему суетиться, бегать, вынюхивать? Собирать сплетни? Или это отвлекающий маневр? Нет, это слишком сложно для него.

Миша? Из-за штурмовщины? Яни Шейем? Глупая проказа? Старик Фако? Может быть, из мести за какую-нибудь давнюю обиду?