В защиту марксизма

То же самое и с Эберном. В его письме ко мне он ясно показывает что он готовится к расколу. Но, видите ли, он никогда не произнес эту фразу при Голдмане. Это клевета! Нечестная выдумка! Позор! И т.д.

Если память мне не изменяет, моя статья о морали начинается с замечания о морализирующих, дезориентированных мелких буржуа. Теперь перед нами предстал новый пример того же феномена в нашей собственной партии.

Я слышал, что эти новые моралисты ссылаются на мое ужасное преступление, связанное с Истменом и Завещанием Ленина*. Какие отвратительные лицемеры! Истмен опубликовал этот документ по собственному желанию тогда, когда наша фракция решила прекратить все открытые действия, чтобы предотвратить преждевременный раскол. Не забывайте, это было до известного Англо-Русского Комитета, до Китайской революции, даже до появления оппозиции Зиновьева. Мы были вынуждены маневрировать, чтобы выиграть время. Тройка, наоборот, хотела использовать публикацию Истмена чтобы спровоцировать вроде бы оппозиционный аборт. Они предъявили нам ультиматум: или я немедленно подписываю заявление, которое они написали от моего имени, или они сразу же открывают против нас борьбу по этому вопросу. Оппозиционный центр единогласно решил, что этот вопрос в это время неблагоприятен, что я должен принять ультиматум и поставить свое имя под декларацией, написанной Политбюром. Превращение этой политической необходимости в абстрактный моральный вопрос возможно лишь для мелкобуржуазных лгунов, которые готовы провозглашать: Pereat mundus, fiat justicia! (Пропадай мир, но да здравствует правосудие!), хотя они применяют менее строгие правила к собственной каждодневной практике. И эти люди мнят себя революционерами! Наши старые меньшевики являлись настоящими героями по сравнению с ними.

W. Rork

* В 1925 году Макс Истмен опубликовал в газете "New York Times" и в своей книге текст Завещания Ленина. Троцкий был тогда вынужден заявить, что Завещание неверно. Перед комиссией Дьюи Троцкий дал такое объяснение своего поведения:

«Истмен опубликовал этот документ не получив у меня и у других разрешения и, сделав это, он ужасно обострил фракционную борьбу внутри Советского Союза, в Политбюро, и это было началом раскола. С нашей стороны мы пытались избежать раскола. Большинство Политбюро попросило меня, потребовало от меня занять в этом вопросе публичную позицию. Документ, который я подписал, был весьма дипломатичным». (The Case of Leon Trotsky, p. 429)

Три письма к Фаррелу Доббсу §

4 марта 1940 г.

Дорогой товарищ Доббс,

Мне конечно трудно следить отсюда за горячечной политической эволюцией оппозиции. Но я согласен, они все больше и больше напоминают людей, которые торопятся сжечь за собой все мосты. Сама по себе статья Бернама «Наука и стиль» не поражает. Но спокойное принятие этой статьи со стороны Шахтмана, Эберна и всех других является весьма разочарующим симптомом, не только с теоретической и политической точки зрения, но и с точки зрения их настоящих идей о единстве партии.

Поскольку я могу отсюда судить, они хотят раскола во имя единства. Шахтман находит, вернее, изобретает «исторические примеры». В большевистской партии оппозиция имела собственные открытые газеты и т.д. Он забывает, что РКП(б) состояла в то время из сотен тысяч членов, что дискуссия должна была охватить эти сотни тысяч и убедить их. В таких условиях было бы нелегко ограничить дискуссию внутри партии. С другой стороны, опасность сосуществования Партии и оппозиционных газет была смягчена тем, что конечное решение зависело от сотен тысяч рабочих, не от двух маленьких групп. Американская партия имеет сравнительно немного членов, дискуссия была и есть вполне достаточной. Демаркационные линии кажутся, по крайней мере в ближайшее время, достаточно четкими. В этих условиях, для оппозиции иметь собственную, открытую для публики газету или журнал, означало бы не убеждать партию, а обращаться к беспартийной публике против партии.

Однородность и сплоченность революционной пропагандистской организации, такой как СРП, должна быть несравненно сильней, чем в массовой партии. Я согласен с вами, что в таких условиях Четвертый Интернационал должен и обязан не соглашаться на чисто фиктивное единство, под прикрытием которого две независимые организации обращаются к обществу с разными теориями, разными программами, разными лозунгами и разными организационными принципами. В этих условиях открытый раскол в тысячу раз предпочтительней такого лицемерного единства.