Но перейдем к более серьезному вопросу. Письмо тов. Эберна кажется мне совершенно ясным выражением его готовности к расколу. Его оправдание является одновременно и жалким и возмутительным — это мои наиболее мягкие слова. Если «клика Кэннона» окажется большинством на съезде, то, видите ли вы, она превратит Эберна и его сторонников во «второсортных» граждан. Поэтому, Эберн предпочитает владеть собственным государством, где он, подобно Вайсборду, Фильду и Олеру, будет первейшим из первых граждан. Но кто решает вопрос о месте различных «граждан» в партии? Лишь сама партия. Как партия приходит к этому решению? Через свободную дискуссию. Кто инициировал эту дискуссию? Эберн и его сотрудники. Ограничены ли они как-либо в своем использовании языка или ручки? Вовсе нет. Письмо Эберна говорит, что они не смогли переубедить партию. Даже хуже: они себя несколько дискредитировали в глазах партии и Интернационала. Сожалеем, ведь это ценные люди. Они могли бы восстановить свой авторитет лишь путем прилежной и серьезной работы внутри партии. Для этого необходимо время, терпение и упорство. Но Эберн, видимо, потерял надежду убедить партию на основе принципов Четвертого Интернационала. Склонность к расколу является формой дезертирства. Поэтому он настолько жалок.
Но он также возмутителен! Глубинный тон пронизан чувством презрения мелкобуржуазных элементов к пролетарскому большинству: мы, мол, такие замечательные писатели, ораторы, организаторы, а они, необразованный люд, не умеющий нас ценить. Лучше нам создать наше собственное общество возвышенных душ!
В Третьем Интернационале мы пытались изо всех сил остаться течением, фракцией. Они преследовали нас, отнимали у нас все возможности открыто высказаться, они оговаривали нас наихудшей клеветой, в СССР они арестовывали и расстреливали наших товарищей — но несмотря на все мы не хотели отделиться от рабочих. Мы считали себя фракцией до самой последней возможности. И все это, несмотря на коррумпированную тоталитарную бюрократию Третьего Интернационала. Четвертый Интернационал является единственной честной революционной организацией во всем мире. У нас нет профессиональной бюрократии. Наш «аппарат» не обладает способами насилия. Каждый вопрос решается и каждого товарища ценят через посредство абсолютной партийной демократии. Если большинство членов партии ошибаются то меньшинство может со временем переучить их. Если не до съезда, то после него. Меньшинство может привлечь побольше членов к партии и превратиться в большинство. Нужно лишь иметь толику веры в рабочих и немножко надежды в то, что рабочие смогут довериться вождям оппозиции. Но эти вожди создали в своем тесном окружении атмосферу истеричной нетерпеливости. Они приспособились к буржуазному общественному мнению, но они не хотят приспособляться к ритму развития Четвертого Интернационала. Их нетерпеливость имеет классовую подоплеку; она — другая сторона медали того презрения, которое мелкая буржуазия чувствует по отношению к рабочему классу. И поэтому тенденция к расколу, выраженная Эберном, так возмутительна!
В своем понимании и программе тов. Эберн движется под влиянием ненависти. Но личная ненависть — ужасная вещь в политике. Я уверен, что отношение Эберна и его программа раскола могут лишь оттолкнуть от него каждого здорового члена оппозиции. Обратно в партию, товарищи! Дорога Эберна ведет в глухой тупик. Единственный путь, это дорога Четвертого Интернационала.
Лев Троцкий
«Наука и стиль» §
23 февраля 1940 г.
Дорогие товарищи,
Я получил статью Бернама «Наука и стиль». Нарыв лопнул, и в этом большое политическое удобство. Теоретическая отсталость американской «радикальной» публики выражена тем фактом, что Бернам повторяет, с несколькими «обновленными» примерами, то, что писал Струве в России свыше сорока лет тому назад и то, что Дюринг пытался сообщить германской социал-демократии три четверти века тому назад. Вот что касается «научной» точки зрения. Что же касается «стиля», то, честно говоря, я предпочитаю Истмена.