Валютчики

Он был прав — то, что лежало в сумке, называлось именно так — «черный нал», и государственные служащие всеми силами боролись с населением, чтобы этот самый «нал» изъять из еще не окончательно опустевших кошельков граждан. Другое дело, что, отбирая у людей, они перераспределяли этот «нал» по своим карманам, не отправляя нищающему с каждым днем государству ни копейки, но это, как говорится, совсем другая история.

— Нет, — я не собирался сдаваться, — во-первых, это не «черный нал» и деньги принадлежат банку. А во-вторых, я представитель этого банка, и, если вы не отпустите курьера, мы будем вынуждены подать на вас в суд.

— В суд? — Мне показалось, что Енаков даже обрадовался. — А, это ради бога! Мы же ничего у вас не взяли, а деньги передадим налоговой, которая приедет, как только сообщим. Если хотите, мы можем забыть о нашем разговоре, но тогда и Антона, и деньги увезут ребята, с которыми вам будет очень сложно договориться.

Он выжидающе посмотрел на меня и спросил:

— Ну что, вызываем налоговую?

Вот, прижал, так прижал! Мысли лихорадочно скакали в голове, выдавая один идиотский план побега за другим.

— А не боитесь, что я расскажу о том, что вы хотели получить 10 процентов? — Я смотрел ему в глаза, но Енаков уже перехватил инициативу.

— Какие 10 процентов? А, это вам Антон сказал? Нет, не боюсь. Это еще надо доказать, а то что мы передадим всю сумму, — с этими словами он вынул из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его, и я узнал каллиграфический Серегин почерк, — докажет, что мы самые честные менты на планете.

И заржал, причем так искренне, что я не смог удержаться от улыбки — да, Енаков был тертым калачом. С другой стороны, отступать мне тоже некуда — я отвечал за деньги, и даже поломка броневика вряд ли могла бы уберечь от выплаты компании понесенных убытков.

— Слушайте, если дойдет до налоговой, мы докажем, что эти деньги принадлежат банку и рано или поздно заберем их. В этом случае вы не получите ни копейки, а наше руководство приложит все силы, чтобы вы больше не работали в органах.

— Вот как?! — Сержант с интересом посмотрел на меня, усмехнулся и спросил: — И в чем же мы виноваты?! Что задержали подозрительного типа, у которого оказалась огромная сумма неучтенного нала?

— Он учтен! — сухо ответил я, чувствуя, что проигрываю по всем пунктам.

— Ну, задним умом все хороши. А где документы, подтверждающие, что это не наркоденьги, а? Есть хоть какая-то бумага?!

Я полез во внутренний карман, где всегда лежала пачка филькиных лицензий, безотказно действующих на менее опытных ментов, с которыми мне, хоть и редко, но все же доводилось сталкиваться. Выбрав «нужные», я протянул их сержанту, со слабеющей надеждой глядя на его скептически поджатые губы. Посмотрев три бумажки, сержант вернул их мне и, улыбаясь, сказал:

— И что? В них нет ни малейшего намека на эти деньги.

— Банк совершает в день столько операций, что если писать по каждой бумагу, то на это не хватит сотрудников!

— Какой-то неправильный у вас банк, — сержант многозначительно посмотрел на свои часы, поднял голову и добавил, — а у нас не так много времени, так что пора что-то решать.

И я понял, что проиграл. Не хочу говорить, что испытал при этом, но хорошего было даже меньше, чем когда я почувствовал, что ревную Майю к охраннику.

— Ладно, — я сделал вид, что раздумываю, на самом деле наблюдая за его реакцией, — я могу позвонить в банк и спросить, что делать.

Видимо, это никак не устраивало сержанта Енакова, о чем четко сказало его поскучневшее лицо.

— Звоните, — он помолчал и закончил: — Антона придется пока посадить в камеру. Деньги мы пересчитаем и запротоколируем, чтоб никто не обвинил нас в воровстве. А вы можете звонить, кому хотите.

— Назовите вашу цену! — Играть в прятки с прожженным типом было бесполезно. — Только забудьте о процентах. Просто сумму, чтобы возместить ваше потерянное время.

Сержант посмотрел на меня, и в его глазах я прочел… жадность.

— А почему не в процентах? Сейчас все так считают. Например, процентов десять, а? Мне очень нравится это число.

Он откровенно издевался надо мной, понимая, что никакого выхода у меня нет. Точнее, выход был, но он не устраивал ни при каких вариантах — отдать деньги в налоговую в те годы значило проститься с ними навсегда. И я начал торговаться.

— Десять процентов это неприемлемо. Я могу предложить вам…, — тут я сделал короткую паузу, лихорадочно выбирая между пятью сотнями и тысячей долларов но, в конце концов, выбрал последнее, — тысячу долларов.

На лице сержанта появилось выражение обиды и оскорбленной невинности. Вздохнув, как мне показалось, вполне искренне, Енаков постучал пальцем по рулю.

— Выходит, не договоримся. Что ж, очень жаль. Мне показалось, с вами можно иметь дело.

— Можно, — я еле сдержался, чтобы не ответить грубо, — но вы просите нереальную сумму. Пятьдесят тысяч долларов! За что?!

— За что?! — Енаков смотрел на меня, как удав на упрямо не желающего лезть к нему в пасть кролика. — За то, что не потеряете пятьсот! Но если вам все равно…