Повертев купюру, он огляделся. В который раз подумалось, до чего может довести водка. Самое страшное чем больше пьешь, тем сильнее хочется. Жаль, если крестьянин попал в ее лапы бесповоротно. Год назад мечтал о срубе, о хозяйстве, по деревенски основательно. Тем временем рыжий сделал несколько шагов не в сторону супруги, а к машинам с картошкой. Я следил вполглаза, убедив себя в том, что человек решил заработать. Хотя пошел зря, стоял бы возле бочки, глядишь, поднесли чего еще. Например, приятно оттягивающую карман такую же цепочку. Неделя стояния на часах под прицельным огнем разной мерзости была бы оправдана. В этот момент краем зрачка вдруг заметил, что колхозник бросился бежать вдоль рядов опустевших прилавков. На мгновение я присох к асфальту. Затем рванул вдогонку. Увидев, что пластаюсь следом, тот направился к воротам с другой стороны базара. Они оказались закрытыми. Тогда он помчался к следующим, за зданием администрации рынка. Длинная дорога из отполированных досок начала заканчиваться. Я приблизился на расстояние шагов в пять. Крестьянин закружил вокруг среднего ряда, обегая то с одной стороны, то со второй. Несмотря на то, что был крепко поддатым, работал ногами шустро. Я же почувствовал лишний вес тела, груз прожитых лет. Мы молча мотались друг за другом под взглядами редких прохожих минут двадцать. Я успел осознать, что торгующая помидорами женщина не жена, что продавцам картошки с машин доллары сто лет не снились. Главное, как был лопухом, так им остался. Силы уходят быстро, проклевывается мысль об очередной утрате сотни баксов. С противоположного края, ближе к ментовке, кричал мужчина. Следил за нашей беготней один из новых валютчиков. Стоило позвать, кто-то случился бы рядом. Но я по прежнему не хотел рыжему зла. Уже цеплялся за грязную телогрейку, а он ускользал. Наконец, дыхалка кончилась и у него. Я придавил щуплую фигуру к доскам торгового места. Прохрипел:
— Не дури… Сто баксов тебе как мертвому припарки…
Колхозник попытался сделать новый рывок. Закрутился, изворачиваясь, стараясь достать кулаками до лица. Взгляд был наглый, самоуверенный. Видимо, посчитал меня за пожилого мужчину, который задохнется на первом повороте. Но я крепко держал за трещавшую по швам одежду, примериваясь поумнее выцарапать из ладони свои доллары.
— Не дури, говорю, — переводя дыхание, ударил я подонка по конопатой морде. — Разжимай пальцы, поломаю.
— Все… все…, - засипел рыжий. — Не дави на кулак, порвешь… Сам отдам.
Я чуть отодвинулся. Издалека, от мясного павильона, к нам направлялась группа мужчин, явно заинтересованных кроссом вокруг деревянных дорог.
— Силен, дед… Думал, не догонишь…
— Наши уже идут, — смахнул я пот со лба. — Шариков, блин. Я даже представить не мог, что способен напаскудить.
Крестьянин скосил глаза в сторону мужчин. Едва заметно шевельнул худым телом.
— Не дергайся, иначе до дома добираться будет некому. — предупредил я. — Все, товарищ, приплыли. Пальцы как грабли свело? Придется молотком распрямлять.
При последних словах рыжий набрал воздуха, присел и рванулся под локти. В руках остался воротник от полусгнившей одежки. Я увидел, как скачет он за здание администрации, словно силы удесятерились. Сорвался было с места, и понял, что запас энергии израсходован. Шариков скрылся за углом конторы. За спиной послышался топот ног. Подбежали контролеры при базарной власти.
— Ушел. За администрацией ворота еще не закрывали, — констатировал один из них. — Что случилось?
— Килограмм помидор за сто баксов купил, — не стал я придумывать. Мужчины знали, чем занимался на рынке. — Дешевле отдать не согласился.
— Чего не позвал раньше! — не вдаваясь в подробности, воскликнул второй контролер. — Мы тебе кричали. Мирон любого догонит. А теперь он на Семашко, дворами хоть к Дону, хоть на Ворошиловский проспект. Там транспорт на какой хочешь вкус.
— От Мирона никто не отрывался, — разом подтвердили остальные. — Теперь жди, когда на рынке объявится. Тогда спросишь.
— Сдирать будет нечего, — пробурчал я. — К тому времени даже помидоры успеют отойти.
— На какие помидоры ты намекаешь? — решился спросить первый мужчина.
Я коротко пересказал. Поправив на плече мешавшую бежать сумку с томатами, собрался уходить:
— Спасибо, ребята, спектакль закончился.
— Зайди в уголовку. Глядишь, чего посоветуют.
— Что они подскажут, — пожал я плечами. — Имени не знаю, не только места жительства.
— Тогда списывай на мышей. На базаре так, никак иначе.
Я подался на выход. В голове резвилась мысль, что не лучше других «совков» — кто хочет, тот натягивает. Даже колхозники, за которых рвешь глотку, защищаешь грудью. И сам такой, может быть, успевший осознать, что Земля действительно круглая. Бежать с нее некуда.
Апрель я трудился в поте лица, пытаясь наверстать профуканное. Прочесывал рынок. Хотелось поймать животное, выместить на одном злобу на всех нерадивых, приведших к власти не только хрущевых, брежневых, горбачевых, ельцыных, но в первую очередь диких зверей в образе человеческом лениных, сталиных, ежовых, бериев. Рыжий не появился.