Вальтер Беньямин. Критическая жизнь

В январе и феврале в свободное время или урывками между другими занятиями он работал над записями, касавшимися его «жизни в Берлине» (цит. по: SF, 180; ШД, 294) и предназначенными для издания четырьмя выпусками в Die literarische Welt

согласно договору, заключенному в октябре. Из этого скромного начала выросла не только самая обширная из его автобиографий – «Берлинская хроника», но и шедевр поздних лет его жизни – «Берлинское детство на рубеже веков». «Берлинская хроника» даже в черновом виде, в каком она дошла до нас, следует законам журналистики: она была в целом закончена к лету 1932 г. Вместе с тем история сочинения «Берлинского детства» была почти такой же длинной и запутанной, как и история проекта «Пассажи»: Беньямин продолжал работать над этим текстом до конца жизни, добавляя и редактируя те или иные главки и изменяя их порядок. Но зимой 1932 г. эта работа не мешала ему сетовать на упущенную, по его мнению, возможность: начинался столетний юбилей Гёте, «и я как один из двух-трех людей, которые как-то разбираются в предмете, конечно, не получил никаких заказов» (цит. по: SF, 181; ШД, 295). Косвенно намекая на возможность встретиться с Шолемом во время его грядущего пятимесячного визита в Европу, он заключает: «Планов я строить не могу. Если бы у меня были деньги, я бы удрал отсюда лучше сегодня, чем завтра». В итоге ему все-таки предложили внести свой вклад в юбилейные торжества: он получил заказ на две статьи: аннотированную библиографию важнейших работ о Гёте начиная с эпохи поэта и до нынешнего времени и эссе-рецензию на недавние работы о «Фаусте» – для специального номера Frankfurter Zeitung

, посвященного Гёте.

Этот заказ принес ему достаточно денег для того, чтобы сбежать из Берлина. От своего старого друга Феликса Неггерата, «разностороннего гения», с которым Беньямин познакомился в 1915 г. в Мюнхенском университете, он услышал об уникальном курортном местечке на Балеарском архипелаге у восточного побережья Испании, девственном острове, обещающем нечто абсолютно противоположное его нынешнему существованию в столичном городе, и шанс жить практически даром. Возобновление контактов с Неггератом было лишь одним из неожиданных поворотов, случившихся в то время в жизни Беньямина. Оба они уже долгие годы жили в Берлине, но совершенно выпали из поля зрения друг друга; сейчас же хватило одного упоминания Неггерата об Ибице, чтобы Беньямин собрался и покинул Берлин ради первого из двух продолжительных визитов на этот испанский остров.

17 апреля он отплыл из Гамбурга в Барселону на торговом судне «Катания», которое почти сразу же попало в «очень бурную» погоду. Во время десятидневного плавания Беньямин открыл в себе «новую страсть», как он отмечает в посмертно опубликованных записках «Испания, 1932 г.». Это была страсть к собиранию «всяких фактов и сюжетов, какие только попадутся», с тем, чтобы понять, что можно из них извлечь, если «очистить их от всех смутных впечатлений» (SW, 2:645–646) – начинание, сопоставимое с интересом к анекдотам и тайнам в рамках исследования о пассажах. Беньямин сблизился с капитаном и командой судна и за чашкой кофе или вангутеновского какао вытягивал из них самые разные сюжеты – от истории судоходной компании, на которую они работали, до того, по каким учебникам готовятся к сдаче экзамена на рулевого, – и слушал матросские байки, записывая некоторые из них в блокнот. На Ибице он тоже выслушивал рассказы разных жителей острова и использовал некоторые из них в своих собственных текстах[319]

. Двумя такими текстами, созданными на основе рассказов, услышанных в море и на острове, являются «Носовой платок» и «Накануне отбытия» (см.: SW, 2:658–661, 680–683). Первый из этих текстов, опубликованный в ноябре во Frankfurter Zeitung и имеющий в качестве одной из своих тем «упадок устного рассказа» и отношения, в известной степени связывающие искусство рассказа не только с праздностью, но и с мудростью и «наставлениями» (в отличие от «объяснений»), непосредственно предшествует знаменитому эссе 1936 г. «Рассказчик».