- Вон ты как! Очень уж, кажется, зарылся ты в капиталах... Это даже удивительно! - Зверев начал брызгать слюной. - Просто непонятно, как ты - Теркин - да в таких делах? Знаешь, брат, пословицу: от службы праведной...
- Не наживешь палаты каменной? Праведником и не выдаю себя; но между нашим братом, разночинцем, и вами, господами, та разница...
- Слыхали! Слыхали!.. - закричал Зверев и замахал руками. - Уволь от этих рацей!.. Ну, ты в миллионщики лезешь, с чем и поздравляю тебя; нечего, брат, важничать... Нигилизм-то нынче не в моде... Пора и честь знать...
Теркин чуть было не крикнул ему, как бывало в гимназии: "молчи, Петька!.."
- Ладно, - выговорил он с усмешкой, - ваше высокородие волновать не буду... Ведь ты как-никак первая особа в уезде; а я - представитель общества, приобретающего здесь большие лесные угодья. Может, и сам сделаюсь собственником...
- Покупаешь имение? Ты?
- Погляжу!.. А пока Низовьев продает нам всю свою дачу под Заводным.
- Знаю! А Черносошный продает?
- Прямых предложений еще не делал.
- Все ваша компания съест...
- За этим и покупаем, чтобы не давать вашему брату расхитить.
- Тоже нашлись благодетели!
Зверев недосказал, спустил обе ноги с кушетки, поморщился, должно быть от боли, потер себе лысеющий лоб, взглянул боком на Теркина и протянул ему руку.
- Вася!.. Что ж это мы... Больше десяти лет не видались и сейчас перекоряться... Это, брат, не ладно. - Он поглядел на полуотворенную дверь в следующую комнату. - Пожалуйста... притвори-ка.
Теркин притворил дверь и, когда сел на свое кресло, подумал:
"Сейчас будет просить взаймы".
XII
- Вася!.. Тебя сам Бог посылает! Спаси!
Зверев взял его руку, и Теркину показалось, что он как будто уж хотел приложиться к ней своими слюнявыми губами.
- Что такое?.. Не пугай!..
Лицо Зверева передернула слезливая гримаса. Глаза покраснели. Он, казалось, готов был расплакаться.
- Скажи толком!
Прежний гимназист "Петька" был перед ним, - все тот же, блудливый и трусливый, точно кот, - испугавшийся вынутого им жребия - насолить учителю Перновскому. Жалости Теркин к нему не почувствовал, хотя дело шло, вероятно, о чем-нибудь поважнее перехвата тысячи рублей.
- Ведь мы товарищи! - Зверев взглядывал на него красными глазами, уже полными слез. - Вместе из гимназии выгнаны...
- Ну, об этом тебе бы можно и не упоминать.
- Я тебя не выдавал!.. Ты хочешь сказать, что за меня сцепился с Трошкой... На это твоя добрая воля была!.. Вася! Так не хорошо!.. Не по-товарищески!.. Что тебе стоит? Ты теперь в миллионных делах...
- Чужих, не собственных.
- Спаси!.. - воскликнул Зверев и опустился на кушетку.
- Хапнул нЕшто? - почти шепотом спросил Теркин. - Сядь... Расскажи, говорят тебе, толком. Дура голова!
Это товарищеское ругательство: "дура голова" - вылетело у Теркина тем же звуком его превосходства над "Петькой", как бывало в гимназии.
- Что ж ты... пытать меня хочешь? - хныкающим фальцетом отозвался Зверев, присаживаясь на край кушетки. - Удовольствие тебе разве доставит - знать всю подноготную? Ты протяни руку, не дай товарищу дойти до... понимаешь, до чего?
- Это все, брат, разводы. Одно дело - беда, другое - залезание в сундук. Я ведь про тебя ничего не знаю... какие у тебя средства были, как ты с ними обошелся, на что проживал и сколько... У родителей-то, кажется, хорошее состояние было?
- Мало ли что было!.. И теперь у меня и усадьба, и запашка есть, и луга, и завод.
- Какой?
- Винокуренный.
- Лесная дача есть?
- Есть... Только это все...
- Разумеется, в залоге?
- У кого же не в залоге?
- Пытать я тебя не желаю, любезный друг. Но и в прятышки тебе, Петр Аполлосович, не полагается играть со мною. Должно быть, по твоей должности...
- А просто разве нельзя зарваться? - крикнул Зверев и вскинул руками. - Ну, да! жил широко.
- В этой дыре?
- И в этой дыре... у себя в деревне... в губернии, за границей...
- Ты женат?
- Еще бы!
Тут он рассказал Теркину про свою женитьбу на "разводке", и сколько ему это стоило, и сколько они вдвоем прожили в каких-нибудь три-четыре года, особенно с тех пор, как он попал в предводители. Жена его в ту минуту была в имении... Но до полного признания он все еще не доходил. Он как будто забыл уже, с чего начал.
- Как же тебя спасать? - спросил Теркин, прохаживаясь по кабинету. - Проценты в банк внести?.. Или по векселям?.. И сколько?..
Зверев одним духом крикнул:
- Что тебе стоит сорок тысяч каких-нибудь?
- Сорок тысяч! - подхватил Теркин. - Так, здорово живешь... Во-первых, милый друг, если бы у меня в настоящий момент были собственные сорок тысяч свободных, я бы им нашел употребление... Я кредитом держусь, а не капиталом.
- Ты имение сам хочешь купить, сейчас говорил...
- Наличных у меня нет... На компанейские деньги, быть может, приобрету кое-что... Так за них придется платить каждый год...
- В твоих руках не десятки, а сотни тысяч! Для себя можно перехватить, а товарища спасти - нельзя. Эх, брат Теркин! Понимаю я тебя, вижу насквозь. Хочешь придавить нашего брата: пусть, мол, допрежь передо мной попрыгает, а мы поломаемся! У разночинца поваляйся в ногах! Понимаю!..