Василий Тёркин

Он - весь красный - брыкал слюнявыми губами, хотел встать и заходить по комнате, но боль в щиколке заставила опять прилечь на кушетку.

- Вздор все это! - строго остановил его Теркин.

Но когда Зверев начал горячиться, его товарищ также припомнил себе свое недавнее прошлое... Ведь и он пошел на сделку, и его целый год она тяготила, и только особенной удаче обязан теперь, что мог очистить себя вовремя как бы от участия в незаконном присвоении наследства.

Давно не всплывал перед ним образ Калерии... Тут и вся сцена в лесу, около дачи, промелькнула в голове... как он упал на колени, каялся... Разве он по-своему не хапнул, как вот этот Зверев?

- Не брыкайся! - сказал он мягче, борясь с чувством гадливости, почти злорадства, к этому проворовавшемуся предводителю; что тут была растрата - он не сомневался. - Позволь, брат, и мне заметить, продолжал он в том же смягченном тоне. - Коли ты меня, как товарища, просишь о спасении, то твои фанаберии-то надо припрятать... Отчего же не сказать: "так, мол, Вася, и так - зарвался..." Нынче ведь для этого особые деликатные выражения выдуманы. Переизрасходовал-де! Так веду? И чьи же это деньги были?

- Разные, - тихо выговорил Зверев. - Всего больше опекунских...

- Сиротских? - переспросил Теркин, и это слово опять вызвало в нем мысль о деньгах Калерии.

- Разные... Больше двадцати тысяч земских... Тоже тысяч около шести школьных...

- И школ не пощадил?

- Так ведь я не без отдачи... Ну, передержал. Каюсь!.. Но взыскания на меня все-таки не было бы... Мне следовало дополучить за перевод заклада в дворянский банк.

- Что ж ты не покрыл этими деньгами растраты?

- Другие долги были. Но все это обошлось бы... да и было покрыто.

- Как покрыто? Из-за чего же ты бьешься-то в настоящую минуту? Что это, брат? - резко воскликнул Теркин. - Ничего не поймешь у тебя!

- Ты слышал что-нибудь про наш банк?

- Слышал.

- Ну...

Зверев опустил голову и стал говорить медленно, глухо, качаясь всем туловищем.

- В прошлом году до губернского предводителя дошло... Меня вызвали... Директор/а - свои люди... Тогда банк шел в гору... вклады так и ползли... Шесть процентов платили... Выручить меня хотели... До разбирательства не дошло, до экстренного собрания там, что ли... По-товарищески поступили.

- И внесли за тебя?

- Внесли.

- Это из банковских-то денег? Ловко!.. Стало, и господ вкладчиков, не спросясь их, прихватили?

- Иначе как же? Я расписку дал.

- И только?

- Закладывать мне нечего было... Не две же шкуры с меня драть?..

- По такой расписке ты мог с прохладой выплачивать по конец живота своего.

- И все бы обошлось, Вася.

- Даже и при новом составе директоров?

- Свой же брат будет... Не случись беды...

- Здорово поймались?

- Что ж!.. Я тебе все скажу... Им теперь не уйти живыми... Прокуратура вмешалась... На вкладчиков паника!..

- Стало, слухи-то верные. А ты сейчас газетчиков ругал.

- Я не судья!.. Все дело в панике... Будут их учитывать... Не отвертятся на этот раз. Партия есть... либералы, обличители. Доберутся до моей расписки... Где же я возьму?.. Пойдут допытываться. Ты понимаешь, все заново поднимут и разгласят.

Зверев не договорил, закрыл лицо ладонью и прошептал:

- Видишь, каково мне.

- Вижу, - проговорил Теркин, вставая. - Могло быть и хуже.

- Как хуже?

- Известно как. Тебя господа раз спасли, хоть и на чужой счет. Теперь ты - должник банка... Платить надо, зато сраму меньше.

- То же самое, то же самое! - крикнул Зверев. Все выведут на чистую воду.

- Ничего не понимаю! - перебил Теркин. - Ты путаешь! Выходит - ты во второй раз передержал по должности: сначала по земской службе, а потом по предводительской... Ведь да?.. Не лги!

- Да, - плаксиво протянул Зверев.

XIII

Мальчик приотворил осторожно дверь и доложил:

- Петр Аполлосович, господин Первач приехали... Спрашивают, здесь ли вот они, - мальчик указал головой на Теркина, - и просят позволения войти.

- Ты его знаешь? - спросил Теркин Зверева.

- Знаю немного. А у тебя дел/а с ним?

- Пока еще нет. Он - таксатор у Низовьева.

- Эк, приспичило!

Зверев махнул рукой.

- Если не желаешь - я к нему выйду, - сказал вполголоса Теркин, внутренне довольный тем, что им помешали.

- Они говорят, - добавил мальчик, - что имеют письмо к вам, Петр Аполлосович, от Ивана Захарыча Черносошного.

- Проси!

Мальчик вышел. Протянулось молчание.

Теркин отошел к письменному столу и стал закуривать папиросу. Он делал это всегда в минуты душевного колебания. Спасать Зверева у него не было желания. Даже простой жалости он к нему не почувствовал. Но с кем не может случиться беды или сделки с совестью? Недаром вспомнилась ему Калерия и ее "сиротские" деньги. Только беспутство этого Зверева было чересчур противно. Ведь он два раза запускал руку в сундук. Да и полную ли еще правду рассказал про себя сейчас?..

Зверев вытянулся на кушетке, пригладил рукой волосы, поправил узел шелкового шнура на халате, и брезгливая мина появилась опять на его влажных губах, когда вошел в кабинет таксатор.

Его красивая голова, улыбка, франтоватость - не понравились Теркину.