Василий Тёркин

Голоса стали приближаться. Саня подошла к тому месту, где верхняя возвышенность парка начинала идти под гору, и, стоя за деревьями, глядела вниз.

Все четверо поднимались по одной из балок, не тропинкой, а прямо по склону пригорка между дубами, направляясь к тому месту, где она стояла.

Впереди шел Теркин, опираясь на палку с ручкой из слоновой кости. На его лицо падала тень от низкой черной шляпы. Она могла свободно смотреть на него и не быть замеченной.

Какие у него большие глаза! И совсем не такие, как у Николая Никанорыча. И борода славная... Немножко с рыжиной. Но это ничего!.. А ростом он чуточку ниже отца... И плечи широкие, весь стан - величавый. Позади его Николай Никанорыч кажется жидким. И точно он у него на службе... Отец идет немного сбоку и что-то ему показывает. Лицо у него, как всегда, с достоинством; но перед гостем он - хоть и выше его - тоже старается.

Она так и выразилась мысленно: "старается".

Неужели это все одни деньги делают? А он поднимается по крутому склону большими шагами, грудь держит вперед, разговаривает свободно... Его молодой голос доносится до нее. У него такой вид, что не нынче завтра он должен стать хозяином всей этой усадьбы... Она теперь уверена, что иначе не может случиться.

Позади, как-то подскакивая, карабкается тот приказчик или землемер, что привез с собой Василий Иваныч, - она так назвала про себя Теркина, - пухленький и смешного лица... Он за столом ничего не говорил, а только поглядывал на всех своими веселыми мышиными глазками.

Если он землемер, так, значит, Николай Никанорыч - то же, что и он... А этот вроде управителя или приказчика. Тот - "ученый таксатор"; даже и тетка Павла так его называет.

Не все ли это равно?.. Саня не ответила себе на вопрос и так засмотрелась вниз на Теркина, что он увидал ее снизу, снял шляпу и крикнул:

- Как у вас здесь хорошо!.. Позвольте к вам взбежать.

И пустился бегом по спуску, прямо на нее.

XVIII

В беседке пахло цветом каприфолии. Растение вилось по переплету из березовых палок, и розовато-желтые лепестки и усики осыпали нежную зелень. Никогда еще так рано не цвело оно, как в этом году.

Они остались вдвоем. Иван Захарыч ушел показывать планы Хрящеву и увел с собой Первача.

Теркин сидел сняв шляпу, вполоборота к Сане, глядел на ее розовато-бледное лицо, на косу, заплетенную по-крестьянски, и на ее удивительные ручки. Он сам попросил позволения посидеть с ней. Саня застенчиво провела его в беседку.

- Там пахнет чудесно! - сказала она совсем по-детски.

И сам он начал как будто испытывать приятную неловкость и почему-то жалость к этой барышне-девочке. После осмотра парка и всех строений усадьбы у него было такое чувство, точно он у пристани и его вводят во владение родовым имуществом.

Дом был запущен; в верхнем этаже штучный паркетный пол вынут в нескольких комнатах; мебели - никакой, стены облупились; да и в нижнем этаже, кроме кабинета хозяина, все остальное пахнет дворянской грязцой и скудостью. Но парк наполнил его стародавним чувством, которое заново воскресло и еще ярче, чем на колокольне села Заводного, когда он по приезде туда лазил на нее, о вечернях.

И теперь, около этой миловидной свежей девушки, законной наследницы этого имения, уже обреченного на продажу, ему захотелось поскорее стать собственником усадьбы, не допускать других покупщиков. А вместе с тем как бы и совестно было перед нею...

Глаза его с тихой улыбкой любовались ее головой и станом, и он хотел бы поговорить с ней как можно мягче, поскорее вызвать в ней искренность Ему ее тетки, отец, этот шустрый и плутоватый таксатор весьма и весьма не нравились, и она среди них казалась ему горлинкой в гнезде воронов или нетопырей.

- Чудесный у вас парк...

- Да, - вдыхая в себя, сказала Саня, как делала всегда и в институте, когда бывала чем-нибудь стеснена.

Но тотчас же ей стало ловко с ним, и она, обернув к нему голову, спросила:

- Вы у нас все это купить хотите, Василий Иваныч?

"Василий Иваныч" прозвучало для него с ласкою вздрагивающего голоска. Губы своего рта она раскрывала как-то особенно мило.

- А вам жалко будет?

- Разумеется, жалко.

- Не знаю. Папаша все равно хочет продать.

- Да? - грустно переспросила она.

Ему показалось, что на ресницах ее слезинки.

"Зачем я ей это рассказываю? - остановил он себя. - Бедняжка!"

- А вы для себя? - спросила она повеселее.

- То есть как для себя?

- Будете здесь жить... Вы женаты?

- Нет.

Она совсем обернулась к нему, и ручки ее упали на колени своеобразным движением.

- Вас всякий бы принял скорее за женатого. А я...

Досказать ей сделалось стыдно.

"Какие я... глупости! Разве можно?" - подумала она, зная, что вот-вот покраснеет.

- А вы?..

- Ах нет! Ничего!..

Обе ручки протянулись к нему.

- Василий Иваныч! Право, я не то хотела сказать.

- Да вы еще ничего не сказали. Ежели я для вас женатым не смотрю, значит, еще не так постарел... тем лучше.

Ему хотелось пошутить с ней и утешить ее как можно скорее.

- Видите ли, - он пододвинулся к ней, - я покупаю леса от имени общества.

- Какое это общество? Я ведь ничего не понимаю.

- Компания по лесной части. Я - ее главный директор.