Ватага. Атаман

К середине мая по реке пришли ладьи с припасами и пополнением – весть о том, что князь Заозерский затеял поход в защиту православия и намерен защитить единоверцев от латинских гонений, прокатилась уже по всей русской земле и нашла ему немало сторонников. Помимо тысяч добровольцев, на кораблях прибыло еще три высверленных ствола, несколько сотен зарядов, полста зарядов особых, секретных, и просьба заплатить и прислать огненного зелья, чтобы можно было продолжить изготовление оружия и припасов. Это было не очень приятно, но теперь уже совсем не фатально. Получив несколько откупов и выгребя до дна арсеналы многих городов и крепостей, Егор мог себе позволить такие расходы.

Пока новгородцы дожидались подвоза припасов, половодье схлынуло, дороги подсохли, а потому с новыми силами русская армия смогла решительно начать наступление сразу в нескольких направлениях – на Люблин, Варшаву, Познань, Серадз, Луцк, Владимир, Львов, Перемышль. Теперь Егор не рвался вперед, медленно двигаясь на запад в окружении пятисот бояр и пятнадцати сотен ватажников. Для него сейчас главным было, чтобы его могли быстро найти гонцы от разошедшихся в разные стороны полков. Чаще всего вестники сообщали о все новых присягнувших городах и крепостях. Но иногда шляхтичи упрямились – и тогда знаменитый атаман поворачивал обоз и на рысях мчался в указанное место, чтобы огнем пушек и взрывными снарядами расчистить путь атакующим ратникам.

Однако штурма искали немногие. Люблин, Серадз, Луцк… И все. Добровольная сдача обещала мир и дальнейшую спокойную жизнь при новой власти, штурм – разграбление и насилие. А в то, что даже самая могучая твердыня способна устоять перед князем Заозерским, уже мало кто верил. Не было до сих пор такого случая. И потому большинство предпочитало решить дело без крови.

Тридцатого мая Егор принял крестоцелование от обывателей города Тарнув, и, пока ополченцы уже привычно рассыпались по окрестным деревням, двинулся с армией дальше на запад, к уже достаточно близкому Кракову.

* * *

Армия союзников, соединенные рати трех могучих славянских государств, выступивших в защиту татарского союзника, к этому времени тоже уверенно и быстро наступала по высохшим степям Дикого поля, алым от горизонта до горизонта от цветущих диких тюльпанов. Теперь скот больше не нуждался в подвозе фуража, охотно поедая сочную молодую зелень, да и люди в жаркие весенние дни были согласны есть холодную солонину и хлеб, запивая вином пополам с водой. Все же не зима, никто не мерзнет.

К середине мая рати подошли наконец-то к Волго-Донскому волоку, повернули вдоль него, за три дня добрались до древнего Итиля и расположились на отдых на берегу широкой полноводной реки. На много верст вверх и вниз по течению раскинулись сотни шатров, палаток и навесов. А по другую сторону, словно в зеркальном отражении, бояре и холопы могли видеть такие же бесчисленные костры, палатки и юрты.

Великий князь Витовт повелел отправить на ту сторону кого-нибудь из идущих по волоку купцов. Законные власти редко когда трогают торговцев, везущих доход любому правителю, независимо от их веры и подданства. И один из купцов вернулся, привезя совершенно неожиданное известие: за Волгой стоит знаменитый галицкий князь Юрий Дмитриевич, который привел свою немалую дружину в поддержку самозваной ордынской царицы Айгиль.

* * *

Из пут сладкого сна Егора вырвал близкий залихватский переливчатый посвист. В полудреме Вожников повернулся на бок, обнял жену, начал было целовать ее плечи, но второй посвист окончательно привел его в себя – князь Заозерский рывком сдернул одеяло, вскочил, начал торопливо одеваться:

– Лена, вставай! Тревога!

– Что, милый? – зевнула супруга.

– Не слышишь? Дозорные свистят! – С трудом поворачиваясь в тесноте княжеского возка, он спешно натянул штаны, поддоспешник, влез в колонтарь, застегнув крючки на боку, опоясался, толкнул дверь и скорее вывалился, чем выскочил наружу.

– Геть, геть!!! – Какой-то ненормальный с гусиными крыльями за спиной уже летел на князя, погоняя коня и опустив пику. Вожников, выдернув индийский нож и саблю, скрестил их, одновременно и приседая, и вскидывая оружие над головой, ловя наконечник, отводя его в сторону вверх, рубанул вдоль древка. Псих, спасая пальцы, отпустил оружие. Егор же, когда тот проносился мимо, на всю длину вогнал кханджарли врагу в бедро, перехватил саблю в зубы, подцепил пику, с разворота вогнал «гусенку» в спину, выдернул. Услышав дробный топот за спиной, тут же присел – даже упал, разворачиваясь сам и отворачивая пику, упирая ее комлем в землю.

Очередной всадник, как шел на рысях – так и налетел на копье. Наконечник пробил скакуну грудь, вышел из спины перед седлом ив пился наезднику глубоко в живот. Этот, кстати, тоже носил за спиной крылышки, и Егор застучал кулаком в стенку возка:

– Лена, выходи! В психушке день открытых дверей!