Ватник Солженицына

Получается, что каждый месяц Солженицыну необходимо было выдавать по 9 авторских листов, или более 200 страниц. В принципе, это возможно, но не стоит забывать, что все это время Солженицыну приходилось писать и другие произведения, бегать от КГБ, вести общественную жизнь. Так что без помощников тут явно не обошлось. Впрочем, уже в предисловии к «Архипелагу» писатель признается: «Эту книгу непосильно было бы создать одному человеку»304. И ссылается на 227 человек, без которых это произведение не могло бы состояться. Их имен он не называет и даже не благодарит: «Я не выражаю им здесь личной признательности: это наш общий дружный памятник всем замученным и убитым»305.

Можно было бы подумать, что все эти люди просто предоставили Солженицыну «в рассказах, воспоминаниях и письмах» необходимую информацию. Однако внимательное прочтение «Гулага» дает основание утверждать, что этим дело не обошлось.

Книга содержит невероятное количество повторов. Один и тот же факт, одна и та же история может появиться на ее страницах не раз и не два. В сумме эта повторяющаяся, дублирующаяся информация занимает 40% текста. «Особенно велико дублирование в пятой части, указывает Остров-ский. – Из двенадцати ее глав девять полностью и две частично дублируются в других частях “Архипелага”. Это более 80% ее содержания. Как будто бы под одной обложкой искусственно соединены два “Архипелага”, которые писались по схожей схеме, но разными авторами»306.

Масса повторяющейся информации, длинноты, скучные отступления добавляли книге объема. Но, возможно, это и было одной из целей писателя, уверенного, что чем объемистее книга, тем на более долгое время она останется в головах читателей? Вроде как, с помощью листовки можно заполучить сторонника на день, с помощью брошюры – на неделю, а с помощью трехтомного произведения – на всю жизнь. Но так ведь немногие дочитывали длинный и нудный «Архипелаг» до конца, с каждой страницей увязая в нем все сильнее и безнадежнее. Отмечая беспримерную многословность эпопеи Солженицына, писатель-эмигрант Виктор Некрасов поминал новомирского редактора Анну Берзер: «В ее руки попала рукопись “Одного дня Ивана Денисовича”, и вот появился великий русский писатель Солженицын. Это было большим несчастьем для Солженицына, что рядом с ним не было Анны Самойловны, когда он писал “ГУЛАГ”. Я ручаюсь, что тогда он был бы в два раза меньше и ничего не потерял бы из своего содержания – так она умела отжимать воду»307

.

Кроме простых повторов в книге сплошь и рядом встречаются взаимоисключающие точки зрения на вопросы, имеющие принципиальное значение. Так, у Солженицына постоянно меняются сами временные рамки исследования, казалось бы, заявленные самим названием книги: «Архипелаг Гулаг. Опыт художественного исследования. 1918-1956 г.»

В главе «Персты Авроры», в самом деле, утверждается, что «пошли лагеря, и родился Архипелаг» от «Временной инструкции о лишении свободы» от 23 июля 1918 года, предписывающей привлекать заключенных к физическому труду308. Но уже в следующей главе «Архипелаг возникает из моря» автор настаивает, что история Гулага началась с созданием в 1923 году Соловецкого лагеря особого назначения

309. Еще одна версия: «Архипелаг родился под выстрелы “Авроры”»310, т.е., 7 ноября 1917 года.

Что касается даты наступления «лучших времен», то здесь Солженицын тоже путается в показаниях. И если в названии и в ряде глав фигурирует 1956 г. – год XX съезда партии, то в финале третьего тома автор утверждает, что конца большевистскому террору нет и не предвидится: «Архипелаг был, Архипелаг остается, Архипелаг будет»311

.

Обращает на себя внимание и стилистическая дискретность текста «Архипелага». При внимательном анализе он распадается на фрагменты 1) выполненные в зубодробительном стиле учебников для партактива; 2) безликие, как багажные квитанции; 3) тарахтящие, как новостные бюллетени. В единое целое эти разнородные куски более-менее стягивают солженицынские перевязки из его фирменных псевдорусизмов (пока еще довольно редких), странноватых поговорок и автобиографических отступлений с интонациями бабки-сказочницы из фильмов Александра Роу.

Чувствуя небезупречность результата коллективного труда, Солженицын просит за него пардона у читателей: «А вот что выражался я неудачно, где-то повторился или рыхло связал – за это прошу простить»312.

Можно. За это – можно. Но уж за все прочее – извольте…