Вавилон

Набусардар знаком попросил прислужницу и Гедеку выйти. Ваятелю напомнил, что увидится с ним около полудня, а Теке велел быть у себя в комнате, на случай если она ему понадобится.

Тека и ваятель с поклоном вышли.

– Я незваной явилась к тебе, господин, – начала она тотчас, как за ними закрылась дверь, – но ты, конечно, простишь меня, когда я расскажу, что меня заставило искать дорогу в твой дворец.

Она все еще держалась неуверенно и робко.

Он подошел к ней совсем близко и мягко спросил:

– Почему ты дрожишь, Нанаи? Почему ты боишься того, кто всей душой тебя любит?

Она широко раскрыла глаза – и словно весеннее половодье затопило берега.

– Ты до сих пор не веришь, что я – Набусардар и что Набусардар принимает тебя с участием и любовью? Не знаю, что привело тебя ко мне, зато мне хочется верить, что нас больше ничто не разлучит.

Не только глаза, но и лицо Нанаи с каждым его словом выражало все большее удивление. Не спит ли она где-то в Оливковой роще рядом со своими овцами? Не сон ли, что Набусардар стоит перед ней, говорит с ней?

– Может быть, тебя пугает кровь на моей одежде? – Он оглядел себя. – Да, сегодня пролилось много крови, но и это когда-нибудь кончится.

Он никак не мог понять, что происходит в ее душе. Непостижимая, стояла она перед ним, более таинственная, чем свод небес над головой.

– Или ты хочешь сперва рассказать мне, что заставило тебя прийти ко мне? Садись со мной и смело говори.

Он показал на скамью из дерева усу с Мелосских гор.

Когда они сели, она заговорила:

– Я не могу опомниться, господин, я потерялась в этих огромных помещениях. Прежде я знала, что я – дочь Гамадана, и жила гордостью за свой род, а теперь убедилась, что это не имеет здесь никакого значения. Сейчас я даже не возьму в толк, как это я могла противиться твоим приказам, когда ты приехал за персидским шпионом.

– В привычной среде все мы чувствуем себя уверенней, Нанаи. Не думай, что Набусардар осудил тебя за твою смелость. Ты мне по-прежнему дорога. Войны и опасности, которыми сейчас грозят нам персы, умножают не только горы трупов на полях сражений, они наносят ущерб и живым. Они разрушают добрые отношения между людьми, но я не хочу, чтобы из-за персов мы сделались врагами. Устига, наш общий неприятель, едва не стал тому причиной. Я сам расскажу тебе о случае, который не слишком лестен для меня, а по мнению многих и по твоему мнению, ложится постыдным пятном на мою жизнь. Да, я любил многих женщин, и меня любили многие, но никогда это не было настоящей любовью. В Египте я увидел настоящую любовь, целомудренную и самоотверженную. Но она оказалась избранницей Устиги. Я довел ее до того, что она утопилась в водах Нила. Я горько раскаивался в этом своем грехе. Раскаялся тотчас, как это случилось, но не перестал грезить о любви целомудренного сердца. Когда я увидел тебя, то сразу поверил, что ты способна на такую любовь. Чтобы не стать жертвой легковерия, я выдал себя за гонца. Прости меня. И не только прости, но и останься со мной навсегда, навсегда.

– Мне все это кажется сном, потому что я сама пришла к тебе с просьбой. А ты не дал мне и слова сказать. Я просто не могу опомниться.

– Это не сон. Я вполне живой – из плоти и крови. И все, что я говорю, мной взвешено и обдумано раньше. Нет никакого наваждения в моих словах. И оба мы – не призраки. Посмотри…

Он коснулся ее руки и при этом сказал проникновенно и нежно:

– Нанаи.

И не удержался, чтобы не повторить этого прикосновения. Набусардар взял обе ее руки в свои:

– Нанаи…

Он снова прошептал ее имя, прошептал с тоской и болью. Потом он выпустил ее руки и, словно дождавшись минуты, которую не могли отнять у него ни боги, ни Кир, обнял Нанаи за плечи. Так крепко обнял, что она надломилась в его объятиях, как хрупкий цветок. Он прижал ее к своей груди, где чернели свежие пятна крови. Пусть кровь скрепит печатью их общее будущее. Пусть ее связующая сила станет такой же несокрушимой, как несокрушим Бабилу, Ворота Богов.

Он склонился к ее губам и, уже касаясь их своими губами, произнес:

– Ты моя чистая и прекрасная. Ты прекраснее, чем лилии на холме Колая. Ты чище, чем чудодейственные источники в святилище богини Гулы.

И губы их слились, словно расплавленный металл, в едином чувстве.

Нанаи наконец пролепетала одурманенным, прерывающимся голосом:

– О господин, господин, прошу тебя…

Но он не слышал и не выпускал ее из своих объятий. Он сознавал только, что наконец-то наступила минута, по которой он давно тосковал, ради которой мог от многого отречься и многое претерпеть. И эта минута наступила сама. Кого благодарить за ее приход? Некогда размышлять об этом. Надо всей душой впитать каждую ее каплю, чьим бы даром она ни была. Может статься, она не повторится уже завтра, если Кир вторгнется в Вавилонию и всему придет конец.