Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

Положение мы застали очень трудное: у Л. Н. воспаление всего левого легкого и, кажется, значительной доли правого. Температура два дня держалась до 40°. Со вчерашнего дня температура стала падать, и нынче 36,8; Д. В.Никитин смотрит на положение мрачно. Сердце очень слабо, частые перебои. Отсутствие жара признак скорее нехороший. Оно может служить указанием на слабую борьбу организма с болезнью. Все‑таки Никитин безнадежным положение еще не считает.

Трогательны общее внимание и забота, не говоря уже о Л. H., — но по отношению ко всем, его окружающим. Каждый из нас видит от всех самое искреннее желание чем- либо помочь или оказать какую‑нибудь услугу. Мы все косвенно испытываем на себе ту любовь, которою пользуется Л. Н. среди людей, его никогда не видавших и, казалось бы, далеких от его отношения к жизни… Среди этих людей многие совсем «неинтеллигентные»…

Опасаясь, что Софья Андреевна может невзначай войти в дом, у дверей в сенях учредили дежурство. Дежурит по большей части А. П. Сергеенко.

Александра Львовна утром пошла в вагон к Софье Андреевне. Свидание это было ей очень тяжело, так как мира в душе Софьи Андреевны не наступило, и она продолжала говорить все те же свои… слова о Л.H., Черткове и пр.

Среди дня Душан Петрович дал Л. Н. какую‑то подушечку, привезенную из Ясной. Л. Н. сразу узнал ее, очень взволновался и стал расспрашивать, откуда она взялась.

Душан Петрович сказал ему, что подушечку привезла Татьяна Львовна. Узнав, таким образом, о приезде Татьяны Львовны, Л. Н. захотел ее видеть. При свидании с Татьяной Львовной Л. Н. очень волновался, расспрашивал ее о Софье Андреевне — с кем она осталась, ест ли она и пр. Положение Татьяны Львовны было очень трудное. С одной стороны, она не могла сказать Л. Н. о приезде Софьи Андреевны, с другой — не решалась говорить ему на его вопросы неправду. Она сказала Л.H., что ему не следует волноваться, и поэтому лучше сейчас об этом не говорить. Он ей со слезами возразил:

— Но ведь ты понимаешь, как мне нужно для души знать это!

Однако желания видеть Софью Андреевну Л. Н. не выражал, а без этого сказать ему о ее приезде было нельзя. Татьяна Львовна поспешила при первой возможности уйти от Л.H., так как другого выхода из трудного положения не было.

Долго ли удастся скрывать от Л. Н. приезд Софьи Андреевны? Болезнь в случае благоприятного течения может затянуться, по мнению докторов, от двух до шести недель… Положение тяжелое и безвыходное, если исключить один весьма возможный и простой выход, о котором жутко думать…

После ухода Татьяны Львовны Л. Н. сказал Владимиру Григорьевичу, что у него на столе лежит интимная записная книжечка со вставными страницами, и просил Владимира Григорьевича эти вставные листки вынуть и спрятать.

Л. Н. попросил дать ему его большой дневник и стал писать в него. (Это была его последняя запись и вообще последние им написанные строки.)

Вот что он написал:

«Все жил в Шамардине (ошибочно написано «Шарапове») Саша и… показалось, что нас догонят, и мы поехали. В Козельске Саша догнала. Сели, поехали. Ехали хорошо, но в 5–м часу стало знобить, померили — 40 градусов температуры, остановились в Астапове. Любезный нач[альник] станции дал прекрасные две [комнаты]. Ночь была тяжелая. Лежал в жару два дня. 2–го приехал Ч. Говорят, что С. А… В ночь приехал Сережа. Оч[ень] тронул меня. Нынче 3–го Никитин, Таня, потом Гольденв. и Ив. Ив. Вот и план мой. Fais се que dois, adv… И все на благо и другим, а главное мне». (Цитирую по копии Александры Львовны. Французская фраза

— делай, что должно, и пусть будет, что будет — не дописана в подлиннике.)

Часов в пять Л. Н. сказал Владимиру Григорьевичу, что его беспокоит, как бы Софья Андреевна, узнав о его болезни, не приехала в Астапово. Он просил послать телеграмму в Ясную детям и даже диктовал текст ее:

«Состояние лучше, но чрезвычайная слабость. Свидание с мама было бы губительно».

_

Л. Н. выражал Варваре Михайловне беспокойство, что Владимир Григорьевич тратит свои деньги на телеграммы, сказал, что у него есть несколько рублей в кошельке и 50 рублей в записной книжке и просил делать расходы из этих денег. (Денег этих, разумеется, не трогали, и они так и остались в его записной книжке.)

В Астапово оказался очень хороший старик — буфетчик, седой, крепкий — лет под шестьдесят. Он отлично кормит всех и готовит вегетарианские блюда для многочисленных съехавшихся вегетарианцев.

На станции и в буфете приходится встречаться с членами семьи Толстых…. Софьи Андреевны я пока не видал.

Я опасался, что приезд наш с Горбуновым удивит или стеснит бывших при Л. Н. Но нам были рады и нашли наше появление совершенно естественным. На душе тяжело, но я рад, что приехал и нахожусь вблизи Л. Н.

Л. Н. проявлял еще сегодня интерес к внешней жизни: он просил, чтобы ему почитали вслух газеты, но не захотел слушать сообщений о себе, а попросил прочесть политические новости и события. Между прочим, заинтересовался сообщением о самоубийстве Тарасова, Грибовой и пр. Читали ему также полученные без него и привезенные в Астапово письма.