Читаем Вдоль по памяти полностью

Веня отдавал должное Дехтерёву как культурному человеку и педагогу, однако меж ними чувствовалась некая психологическая несовместимость. Среди учителей он был близок с Юрием Петровичем Рейнером, который нравился ему и как человек, и как художник.

На третьем году обучения нам предложили выбрать одну из трёх графических техник для дальнейшего совершенствования в ней. Сначала мы попробовали все три: литографию, ксилографию и офорт. Я остановился на литографии, Веня — на гравюре.

Михаил Владимирович Маторин дал ксилографам в качестве первого задания резать гравюру по рисунку Александра Агина: портрет Плюшкина. Эталоном, конечно, была работа Валентина Бернардского. Нужно было сделать не хуже. Они резали с большим азартом. У всех, на мой взгляд, получилось довольно прилично, но очень одинаково. Позднее, когда они гравировали свои собственные композиции, Веня отличился. Его иллюстрации к «Щелкунчику» Гофмана, резанные на дереве и линолеуме в два цвета, были сделаны мастерски. Сцена, где Дроссельмейер демонстрирует детям нарядную ёлку, запомнилась надолго — и не только мне одному.

К концу третьего года обучения Борис Александрович Дехтерёв, будучи одновременно главным художником «Детгиза», нашёл, что некоторые его ученики, в том числе и Веня Лосин, обладают уже навыками рисования, пригодными для реального производства, и предложил Вене работу в детском издательстве.

Первая книжка с иллюстрациями Вениамина Лосина, вышедшая в свет в 1954 году, была сборником сказок Рахили Баумволь «Голубая варежка». Я думаю, что в ней уже ясно обозначилось своеобразие этого художника, его умение изображать всё на свете — особенно детей — тепло и трогательно.

Первые годы после окончания учёбы, завершившейся в 1956 году дипломной серией иллюстраций к «Трём толстякам» Юрия Олеши и красным дипломом, Веня успешно работал в «Детгизе», получая заказы почти без перерывов. Однако его творческое своеобразие, вероятно, не всегда совпадало с господствующим в этом издательстве вкусом, и стиль работ самого Дехтерёва Вене не нравился. Когда рядом с монополистом «Детгизом» возникли новые издательства — «Малыш» и «Советская Россия», — Веня стал охотнее работать в них. В это же время он сотрудничал с журналом «Мурзилка» и др.

С этой поры наши с Веней пути несколько разошлись. Я оставался верен «Детгизу», а он перекочевал в «Малыш». Там образовалось знаменитое содружество Лосин — Монин — Перцов — Чижиков.

В Доме творчества художников на Челюскинской. Я крайний справа

Воспоминания о деятельности и дружбе этой четвёрки естественно ждать от ныне здравствующих Владимира Валерьевича Перцова и Виктора Александровича Чижикова, я же хочу поговорить о Вене Лосине отдельно.

Вениамин Николаевич обладал феноменальной зрительной памятью и наблюдательностью. Кладовая его наблюдений пополнялась без особых усилий, органично, просто благодаря естественному интересу к повседневной жизни. То, что иные мастера накапливали постоянным рисованием с натуры, набросками, зарисовками и штудиями, Лосин запоминал без усилий. В его наследии нет карманных альбомчиков, записных книжек и прочих атрибутов обычных художников. Когда, начиная работу, он оказывался перед чистым листом бумаги, воображение выдавало само собой нужные типические образы персонажей услужливо, без особых понуканий. Оставалось лишь грамотно, толково и красиво это изобразить. Одним словом, специфическим даром иллюстратора Веня обладал в совершенной степени и очень рано. Войдя в зрелый возраст, он обнаружил тяготение и интерес к древней истории: русской и мировой. В связи с этим его библиотека наполнилась множеством научных книг по данной теме. Мы, его друзья, постепенно начали замечать, что он становится экспертом-историком по средневековой Руси. Заявив таким образом о себе в издательских кругах, он стал получать соответствующие заказы на иллюстрирование.

Таким образом наряду с весёлыми и забавными русскими сказками «Репка», «Курочка Ряба» и «Денискиными рассказами» Драгунского стали появляться монументально-поэтические «Былины», «Слово о полку Игореве», пушкинское «Сказание о вещем Олеге», «Снегурочка» Александра Николаевича Островского.

В быту это был первоклассный остряк, центр весёлой компании, мастер каламбуров, застольных шуток и розыгрышей. Его bon mots[7] многократно повторялись всеми знакомыми и незнакомыми. Помню, в 2005 году мы с женой были приглашены на его с Татьяной золотую свадьбу. В тот вечер Веня был особенно оживлён. Он сказал: «Когда муж бьёт свою жену в день золотой свадьбы, это называется золотое сечение». Этот человек, богато одарённый и умный, умел хорошо и красиво дружить, был справедлив и несуетен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное