Читаем Вдоль по памяти полностью

Во времена перестройки и распада СССР у всех у нас были проблемы с работой. Разваливались издательства, но возникали и новые, частные предприятия, порой весьма сомнительного свойства. Рвачество, обман, пиратство… В «Доме детской книги» на Тверской была организована выставка-продажа. Обедневшие художники продавали свои варианты иллюстраций. Гена тоже выставил много всего. Среди эскизов были и вполне завершённые иллюстрации к «Мастеру и Маргарите». Он оценил их очень дёшево. Выглядел он больным, говорил невнятно — выпали передние зубы. Он собирал деньги на протезы.

Все его рисунки были моментально раскуплены. Через несколько лет, уже после смерти Калиновского, я увидел эти и многие другие рисунки на выставке в редакции журнала «Наше наследие». Двое частных коллекционеров сосредоточили в своих руках солидный объём его работ.

Вот выдержка из моего дневника за декабрь 2008 года.

«Вчера у нас в гостях была Нина Михайловна Демурова. Она еле ходит (что-то с ногами), но дух её молод по-прежнему. Она рассказала забавный эпизод о Калиновском.

Некий литературовед и собиратель иллюстраций к „Алисе в Стране чудес“ долгое время приставал к Гене, желая получить его рисунки. Гена никак не шёл навстречу его пожеланиям. Тогда этот собиратель попытался завлечь его к себе для демонстрации имеющихся у него рисунков Ващенко к „Алисе“. Калиновский долго отнекивался, ибо он, по-видимому, уже тогда плохо себя чувствовал. Наконец собирателю удалось его вытащить к себе.

Разложив перед Геной работы Ващенко, хозяин неумеренно суетился, постоянно и назойливо комментировал каждый лист. Гена терпел некоторое время, но потом сказал: „Пошли бы вы, друг мой, на кухню, я привык общаться с искусством в полном одиночестве“. Хозяину пришлось уйти на кухню и оставить художника в покое».


Камир


Не сотвори себе кумираТы из товарища Камира.Агния Барто

Старый советский «Детгиз» в пору, когда я начинал с ним сотрудничать в качестве иллюстратора — в 1950-х годах, — был мощным монополистом, снабжавшим детскими книжками все республики Советского Союза. Тиражи этих книжек выражались в шестизначных цифрах. Издательские планы были вполне грандиозными. Издавалось много хороших книг: русская и зарубежная классика, народные сказки, переводы национальной литературы республик СССР и многое другое.

В этом потоке не забывали и заботиться об идеологии. Видимо, специально для этой цели в «Детгизе» имелась должность человека, следившего, как бы чего не вышло по части идеологии. Эту должность занимал некий редактор по фамилии Камир.

Он следил за всем потоком, читал все тексты и просматривал все иллюстрации. Чаще всего его замечания носили рекомендательный характер, но в некоторых одиозных случаях и строго обязательный.

У меня с ним были немногочисленные случайные контакты. Помню один. Просмотрев мои рисунки к научно-популярной книжке Евгения Пермяка «От костра до котла», он увидел изображённый на обложке старинный очаг с вертелом, на котором жарилась туша оленя, а на потолке висели копчёные окорока. Камир поморщился и стеснительно, робко сказал: «Я бы посоветовал вам убрать эти окорока. Сейчас в стране плохо с мясом. Не стоит дразнить обывателя». Я, конечно, не придал этому совету никакого значения.

Помню другой, более серьёзный случай.

Уже в конце 1960-х годов мне поручили иллюстрировать повесть Льва Рубинштейна «В садах Лицея». С этой работой всё обстояло благополучно. И повествование о лицейской жизни Пушкина и Пущина, и мои рисунки были приняты в издательстве весьма благожелательно. Позднее, уже в 1970-х годах, Рубинштейн написал продолжение этой повести. Естественно, мне дали на иллюстрацию и эту книжку. Я очень ответственно изучил исторический материал о декабристах и полгода работал над иллюстрациями. Книга теперь называлась «Вечно юный Жанно».

И на сей раз рисунки были одобрены, я получил гонорар, а книга пошла в набор. Я уже занялся какой-то другой работой, как вдруг меня вызвал Камир для беседы. Оказалось, что Рубинштейн, с которым я лично не был знаком и никогда его не видел, подал прошение в правительство об эмиграции в Израиль, где уже жила его дочь. В те времена к таким «гражданам еврейской национальности» у нас относились как к предателям Родины, а посему набор «Вечно юного Жанно» был рассыпан, моим картинкам не дали хода, а издательство понесло убытки.

Камир был суров. Он метал громы и молнии по адресу своего бывшего друга (оказывается, он дружил с Рубинштейном), говорил, что он подвёл людей, а издательство чуть ли не обанкротил. Потом он вышел из-за стола, встал передо мной, расставив ноги, и спросил в упор: «Вы патриот?!» Я робко ответил: «Да». «В таком случае, — продолжал он, — вы должны отказаться от вознаграждения и вернуть издательству свой гонорар!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное