Читаем Вдоль по памяти полностью

Надо сказать, что застылый Восток мало изменился за эти годы. Те же арыки, саманные строения, те же халаты, тюбетейки и чалмы, те же пёстрые женские одежды, те же живописные базары, ишачки, чайханы и т. д. Мы проехали через весь Узбекистан: были в Ташкенте, Самарканде, на Иссык-Куле, Янгиарыкском районе, в Бухаре, Хиве, в Каракалпакии (город Нукус). Летели над долиной Сырдарьи, и через Урал вернулись в Москву.

Ещё в Москве нас предупреждали, что в этих городах может быть проблема с гостиницами. Поэтому мы заранее озаботились официальными направлениями от Союза художников, хотя это путешествие было нашей частной инициативой.

В Ташкенте, вполне цивилизованном городе, мы посетили (теперь уж не помню, какие именно) учреждения культуры, где нас уважительно приняли и направили в художественные институты. Там мы познакомились с уважаемыми и признанными народными художниками. Они нам показали образцы своего творчества, образцы торжественных декоративных шрифтов, керамики и прочего декоративного и прикладного искусства. Один керамист с регалиями и званиями продал нам несколько своих тарелок — очень дорогих и, на наш взгляд, не имеющих никаких достоинств, — далеко отошедших от народной традиции.

Рисовать в Ташкенте нам не хотелось. Мы даже ещё не доставали своих альбомов и красок.

Наконец по совету Бочарова мы забрались в глушь, и нашли аул, где жила знаменитая народная мастерица — Хамро Рахимова. Она была очень стара, но ещё лепила свои изумительные свистульки и обжигала их в тандыре. Мы увидели целую выставку обожжённых белых глиняных и раскрашенных анилином фигур фантастических животных. Тут были ишачки, собаки, кони, бараны и даже слоны. Она при нас загрузила в печь целую партию таких фигурок. Купили мы много всего, зная, что в Москве нам будут завидовать, а мы будем щедро дарить подарки.

«Ослиный двор в Ташкенте», гуашь

Предупреждение по поводу гостиниц после Ташкента начало оправдываться. Все последующие города оказались весьма негостеприимными. Наши документы сразу потеряли свою силу. Ночевать было негде. В Самарканде на площади Регистана мы решили осмотреть кельи бывшего медресе. Эти сооружения представляли собой каменные балкончики с небольшими углублениями в стене. Сначала мы использовали их как удобные пункты уединённого наблюдения и рисования: никто не стоит за спиной, не мешает творить, солнце не слепит глаза и не падает на бумагу, не жарко (в это время мы ещё застали тепло, почти жару), было хорошее чувство защищённости. В таких кельях нам и пришлось ночевать.

В старой части города дома сплошь саманные (глиняные), буквально слеплены руками. На деревянный каркас, кое-где заложенный обожжёнными кирпичами серого цвета, нашлёпывалась жидкая глина, и заравнивалась без всякого инструмента, ладонями. Выглядело это примерно следующим образом: один строитель месит в лохани глину, другой стоит на лестнице у стены. Нижний подбрасывает комок сырой глины, верхний ловко его ловит, кидает на стену и разравнивает руками. Поэтому стены домов выглядят неровными, кажется, будто бы живые. На мой взгляд, это не архитектура, а почти скульптура. Строения почти без окон, только кое-где торчат деревяшки от каркаса. Выходящая на улицу стена — это тыльная часть дома, а вся жизнь проходит в квадратном закрытом внутреннем дворике под навесом, подпёртым изящной деревянной колонной.

Питались мы в живописных харчевнях почти одной бараниной. В меню, в основном, присутствовали бешбармак, манты, узбекский шашлык (бараний фарш лепят на шампур и жарят на углях) и виноград. Жажду мы утоляли зелёным чаем, сидя по-узбекски на ковре чайханы.

Проходя по очередной улице в поисках мотива для рисования, мы увидели дым костра и многочисленную группу молодых людей, сидевших на разостланных кошмах и готовивших грандиозный плов. Мы с ними быстро познакомились, это были студенты, решившие отметить начало учебного года.

Узнав, что мы художники из Москвы, нас пригласили принять участие в таком замечательном мероприятии. Мы были предупреждены, что плов будет готовиться долго, и мы можем прийти часа через два. Мы ушли писать этюды, и вернулись к студентам спустя продолжительное время, прихватив в магазине бутылку коньяка. Однако плов ещё не был приготовлен. На больших листах фанеры лежали горы нарезанной моркови (жёлтой, а не красной), горы чеснока, горы риса, зелени, куски баранины. Наконец, уже при нас, всё это загрузили в огромную полусферу-казан и поставили на огонь. Уже вечерело, когда было объявлено, что плов готов, и все расселись на кошмах с керамическими чашами на коленях в предвкушении вкусного блюда.

«Саманная Бухара», гуашь

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное