Вдребезги

Беркант мысленно попытался восстановить в памяти вчерашний день, вспомнил, что произошло на киностудии. Как проклятый Озервли Хусейн, теперь уже не находивший нужным обхаживать капризную звезду, выдал ему в лоб:

– Проект закрывается. По итогам показа трех пилотных серий рейтинги у сериала низкие, и снимать дальше нерентабельно.

Беркант, внезапно осознавший, что денег, на которые он рассчитывал, не будет, взвился, начал опять говорить про неудачный каст, про непрофессиональных актеров. В ответ же на это получил:

– Мы, Беркант-бей, рассчитывали, что вы проявите лояльность. Вспомните о том, что такое актерское братство, пойдете навстречу своим менее опытным коллегам. А в результате ваш тяжелый характер стал причиной того, что такие неопытные девочки, как Ханде, просто стали вас бояться и зажиматься перед камерой. Зрители остались недовольны вашими совместными сценами. Вы-то, конечно, отыграли великолепно, но Ханде там была совершенно замороженная, мертвая, едва сознание не теряла от ужаса. Потому рейтинги и оказались минимальными, никто не хочет смотреть историю, в которую не верится.

Беркант тогда разошелся, конечно, вскипел. Не в последнюю очередь и от того, что понимал – чертов продюсер прав. Он действительно зачем-то запугал и задавил эту несчастную Ханде, а ведь мог бы, мог бы ее расшевелить, вытянуть их общие сцены. Да что уж там, ему особо и напрягаться-то не пришлось бы и еще пять лет назад он бы легко со всем справился. Но теперь…

В результате сорвался, напился до нечеловеческого образа.

Внутри снова взвилось раздражение, но сейчас Беркант отреагировал на случившееся уже куда спокойнее. Вчера он чересчур накрутил себя, вообразил крах карьеры, безденежье, забвение. Эти мысли накануне довели его едва не до истерики. Сегодня же Беркант как-то отстраненно подумал: «Да и черт с ними». Он все равно не горел желанием сниматься в этом дерьме. Согласился только из-за денег. Не выгорело – ему же лучше, возни меньше. А деньги… Что ж, деньги он заработает где-нибудь в другом месте. Саадет всегда твердила, что для творческого человека руководствоваться соображениями материальной выгоды – это путь к размену своего таланта и скатывания в посредственность.

Саадет… Да, она всегда находила для него в таких ситуациях правильные слова. Могла сделать так, чтобы он перестал думать о плохом и, несмотря ни на какие неудачи, чувствовал себя на седьмом небе. Вчера он как раз вспоминал о ней, даже, кажется, кому-то рассказывал. В голове всплыл вдруг голос: «Ты в самом деле думаешь, что она спасла тебя?»

Прозвучала эта фраза так четко, что Беркант невольно дернулся и открыл глаза. И тут же увидел ее. Софию. Голова ее покоилась на соседней подушке, светло-русые волосы разметались по белой наволочке. А глаза… Глаза были широко открыты, по счастью, хоть на него не смотрели, скользили по сторонам, разглядывая убранство комнаты.

Беркант поспешно зажмурился и попытался притвориться спящим. Он еще не готов был встретиться с Софией лицом к лицу. Память о вчерашнем вечере постепенно возвращалась: обрывки разговоров, сцен, движений… О господи!

Его прошиб холодный пот, вдоль позвоночника побежали мурашки, тут же неприятно заныл висок. Что же это такое он натворил ночью? Расклеился, развалился на куски – и все при этой русской! Это же надо было так удолбаться, чтобы вывалить ей всю свою подноготную. Он ведь и про мать ей рассказал, и про детство, и про Саадет… Придурок! Дебил последний! Как? Как это могло с ним случиться?

Леденея от ужаса, Беркант припоминал, как развозил сопли, жаловался, кажется, даже рыдал, цеплялся за Софию, молил ее не уходить, едва ли не клянчил: пожалей меня, спаси, вытащи из затягивающей трясины. И как она говорила с ним – спокойно и мягко, как с ребенком, как успокаивала, гладила по спине, ерошила волосы. Как они потом занимались любовью – сначала прямо на полу, а потом переместились в постель. И нет, это даже сексом нельзя было назвать, они именно что занимались любовью, как в какой-нибудь дрянной розовой мелодраме.

И как теперь из всего этого выбираться?

– Я знаю, что ты не спишь, – произнесла вдруг София. – Слышу по дыханию.

Черт, черт, черт!.. Он ведь еще не придумал, как теперь действовать…

– Да, я… я дремал, – наконец нашелся он.

И тут же разозлился на себя за то, что слова прозвучали как жалкое оправдание. Боже, ему просто необходимо было побыстрее выставить ее отсюда, чтобы как-то собраться, оценить нанесенный его образу ущерб и решить, как быть дальше.

– Плохо? – спросила она с этаким проникновенным сочувствием в голосе.

И ему тут же захотелось заорать на нее:

«Плохо! Отвратительно! Мерзко! Особенно от того, что ты здесь!»

Она сейчас, кажется, раздражала его самим фактом своего существования. Тем, что лежала рядом, двигалась, дышала, разговаривала. Но больше всего, конечно, тем, что была тут вчера, застала его в таком виде. И черт ее дернул к нему приехать. Нужно же было, чтобы из всех дней, когда он пытался назначить ей неурочную встречу, она согласилась именно вчера. Куда же это подевались все ее суперважные дела?