– Это аутентичный таиландский спа-салон, – внятно сказала она. – Гоблин ты необразованный. Хоть спроси, что на мне надето, а то я со скуки помру.
– Хрень на тебе надета, чтоб буфера выпрыгивали, – сказал Майкл. – А то я тебя не видел. Ладно, просто скажи, куда мне пойти, чтоб отхватить не позорный прикид.
– В жопу, – сказала Сара. – Майкл, если ты думаешь, что я пущу тебя одного, то ты ошибаешься. Тебе впарят китайское говно, а ты даже не узнаешь. Я поеду с тобой.
– Да чё там сложного? – хмыкнул Майкл. – Чё я, рукав от штанины не отличу?
– Я заеду за тобой завтра в пять, – спорить с ней было бессмысленно. Точно, их с Браном явно разлучили в детстве, даже интонации те же.
– Тока давай без Брионей, – торопливо сказал Майкл. – Я их не потяну, так и знай.
– Я знаю, – сказала она после паузы. – Прости.
Сара водила тёмно-серый тюнингованный «Хаммер» с литыми дисками в двадцать два дюйма. Машина была, как хозяйка, – глянцевая, агрессивная, заметная. Она шныряла по узким улочкам, как акула.
Сара не спрашивала, зачем Майклу понадобился костюм, только косилась на него и хмурилась. Может, и надо было бы послушаться совета и взять напрокат, но Майкла от этой мысли тошнило. Жизнь напрокат. Да ну на уй. Может он позволить себе хоть что-то приличное? Ну, хоть одну нормальную вещь, которая останется с ним, его собственная, настоящая.
Он пойдёт в этот грёбаный театр в собственном грёбаном костюме. Не вернёт потом настоящему хозяину, а повесит в своей комнате, как… Как вещь из приличной жизни. Это тебе не звезда маркером на двери чужой гримёрки. Хоть ночью просыпайся и щупай за рукав: висит, сволочь. Никуда не делся.
Можно будет надеть в любое место. Вот если, например, Купидончик вдруг пригласит к себе домой, да хотя бы на ужин, скажет так мимоходом: «Майкл, а давай сегодня ко мне» – не придётся бегать и переворачивать тонну футболок, чтобы найти поновее, а можно будет небрежно так бросить: «Давай, только заскочу переоденусь» – и заскочить, и переодеться, и выглядеть нормальным парнем, у которого есть свой собственный приличный костюм.
– Вылезай, – сказала Сара. – Приехали.
Из подземной парковки они поднялись на лифте. В «Селфриджиз» было светло и празднично, пахло духами, хвоей, яблоками. Ноябрь ещё не кончился, а всё уже завернулось в гирлянды. Между этажами висели золотые звёзды и гроздья огромных красных шаров на широких лентах. Витрины чуть ли наизнанку не выворачивались, заманивая к себе скидками и распродажами. На каждой были налеплены то снежинки, то олени, то ангелы. Вокруг высоченной ёлки, усыпанной бантами, носились хохочущие дети.
Сара гоняла девчонок-консультантов, как Дева Мария – бесенят. Девчонки робели, смотрели ей в рот. Мальчиков-консультантов Сара к себе даже не подпускала.
Майкл одним глазом незаметно косил на ценники, выбирая, как она выразилась, доступное. Сара на его попытки выражений не выбирала.
– Это ужас, повесь назад, – она забирала у него вешалки и совала обратно в ряды одинаковых пиджаков, между которыми Майкл не видел никакой разницы. – Это тебе не пойдёт. Это ад. Это не твой фасон. Это мнётся даже на вешалке, на тебе вообще соберётся в гармошку. Это синтетика. Это сшито слепыми безрукими обезьянами. Это… а вот это накинь.
Сара гоняла его в примерочную, не слушая никаких возражений, и обещала, что выглядеть он будет – шикардос, надо просто иметь терпение. Терпения Майкл не имел, но отрастил чуток смирения и послушно примерял всё, на что падал её взгляд. Падал он в основном на чёрное, раз уж повод был официальный – Сара не утерпела, расспросила, куда он идёт.
– А может, тёмно-синий?.. – предложил Майкл, заглядевшись на манекен.
Сара за плечо развернула его к себе, прошлась взглядом, как линейкой.
– Хорошо, но банально. Хотя знаешь что?.. Давай попробуем тёмно-серый, к глазам. Такой, в пепел…
И она понеслась – антрацит, графит, грифель, маренго – Майкл даже не пытался догадываться, что она имела в виду.
– Угольный, – сказала Сара. – Идеально!
Пиджак и брюки на вешалке, которую она держала в руках, были чёрными.
– Ты ж говорила – тёмно-серый.
– Это он и есть.
– Это чёрный.
– Майкл, – с нажимом сказала она, – я различаю на глаз восемьсот оттенков палитры Пантон. Если я говорю, что это тёмно-серый, просто не спорь.
Майкл стоически выдержал подбор рубашки, которая, оказывается, должна была хитро сочетаться с костюмом. После этого необходимость купить ещё и ботинки его уже не расстроила.
– И носки, – сказала Сара.
– А трусы особенными не должны быть? – напряжённо спросил он, прикидывая расходы в уме.
– Это уж как захочешь. Да, и галстук, – она пропустила меж пальцев скользкую шёлковую ленту стального цвета. – Дай повяжу.
Майкл поднял подбородок. Сара связала узел у него на шее, расправила воротник, разгладила плечи, отошла. Майкл чувствовал себя так, будто на нём нарастала новая кожа. Как после ожога. Она уже начала чесаться во всех местах, но её не сковырнёшь, будто корку подсохшей крови – она растёт из тебя, она и есть ты.
– Вот дьявол, – прошептала Сара. – Вот паршивец! И как только разглядел…
– Ты про что?..