Вечность в тебе

Внезапно свет гаснет, бенгальские огни разбрызгивают искры, и Стиви Уандер громко поет «Happy Birthday». Джейкоб подходит к столу и осторожно ставит передо мной шоколадный торт. Глазурь и его глаза одного цвета. Они отражают пламя, которое заставляет лицо Джейкоба светиться оранжевым. Артур и Джулия становятся справа и слева от него. И они улыбаются. Все трое.

– С днем рождения, – тихо говорит Джейкоб.

Он был прав. Мой брат, должно быть, действительно любил меня.

Вторник, 28 марта

Луиза

Я сижу на кровати с холодными ногами и влажными ладонями и жду следующего письма Кристофера. В очередной раз нажимаю на значок с конвертом. «Новых писем нет».

Запускаю браузер Safari, бесцельно серфлю в Интернете, читаю скучные сообщения о статусах в Facebook и возвращаюсь к почтовому приложению. Новых писем по-прежнему нет. Просматриваю несколько видеороликов с кошками, один из которых даже заставляет меня рассмеяться. Но после пятого понимаю, что с меня хватит. Я открываю Spotify и просматриваю свои плей-листы. Ожидание настолько оглушает, что мне необходимо чем-то его заполнить, поэтому прокручиваю свои любимые песни и выбираю «17» в исполнении Youth Lagoon. Я услышала ее у Джейкоба, когда мы играли в «Монополию», и она сразу мне понравилась. И он тоже понравился сразу. Даже если я не сразу это поняла. На мгновение закрываю глаза и думаю о пятничном вечере. Я была такой, какой хотел меня видеть мой брат. Беззаботной. И шестнадцатилетней.

Я открываю глаза, и мой взгляд падает на стену, отделяющую наши с Кристофером комнаты. Если уж на то пошло, задание, которое он мне дал, выполнила не я. Это сделал Джейкоб. Это была его идея. Его инициатива. Он сделал все. Я помню вечер и торт, и еду, и то, как много я смеялась.

Перед тем, как после двух часов ночи мы все легли спать – Артур и Джулия в комнате Артура, Джейкоб в своей, а я в гостиной на диване, – Джейкоб попросил мой номер. Мы стояли в дверном проеме: он – такой большой и высокий, и я – маленькая, оба немного пьяные и какие-то смущенные. Он позвонил мне, чтобы у меня был его номер, но с тех пор так и не связался со мной.

Может быть, ему не понравилось то, что я не попрощалась. Я хотела оставить записку, но не смогла найти бумагу, а обыскивать ящики в прихожей мне показалось неправильным.

Вообще-то, мне вовсе не следовало оставаться ночевать. И следовало догадаться, что заснуть я не смогу. Так и случилось. Я пролежала на диване почти три часа, глядя в потолок, потому что боялась заснуть. Боялась образов, которые только и ждут, когда я погружусь в темную часть своего существа. В эмоции, которые похоронила глубоко внутри себя.

Сразу после смерти Кристофера кошмары были настолько ужасными, что в конечном итоге я совсем перестала спать. По крайней мере, пока это было возможно. Результатом стали плохие оценки и обеспокоенная мама. Она несколько раз пыталась поговорить со мной об этом. «Об этом». Но о чем тут говорить? Ничто из сказанного нами не решило бы проблему. Так что я пользовалась любыми предлогами, чтобы отделаться от этих разговоров, и в следующий раз, когда гостила у отца, прихватила с собой одну упаковку таблеток из его неограниченных запасов снотворного. Папа страдает бессонницей и кошмарами. Всегда. Это у него семейное. Его мозг постоянно работает. А когда ему, наконец, удается заснуть, он попадает в мир, из которого никак не может найти выхода. То же было и с Кристофером. Только в гораздо более экстремальном варианте. Интересно, есть ли во мне эта темная сторона, которая только и ждет, чтобы в нужный момент обрушиться на меня? Как было с моим братом. Мама говорит, чтобы я не беспокоилась. Что одно не имеет ничего общего с другим. Не знаю, верить в это или нет. По ее словам, у отца всегда были проблемы со сном и кошмары. С детства. Она говорит, что они, как черта характера, часть моего отца, часть его существа, и что у меня все иначе.

Не знаю, права ли она, потому что с тех пор, как начала принимать его таблетки, я снова могу спать. Без страхов. Без сновидений. Конечно, время от времени прорываются воспоминания и какие-то затерянные обрывки, которые не несут никакого смысла, но они не так ужасны. Их я не боюсь. Большую часть времени мне вообще ничего не снится. Я принимаю таблетку и погружаюсь в приятную пустоту. Черную дыру, которая окутывает меня, накладывая герметичный фильтр на мои воспоминания. О моем брате, лежащем мертвым на брусчатке. Его ногах, сломанных, как ветки, его темно-красной крови, которая густо сочится в стыки между плитами мостовой, его лице, которое больше не похоже на лицо моего брата, и его пустых голубых глазах, которые водянисто смотрят сквозь меня, потому что больше не могут меня видеть.

Большую часть времени у меня получается абстрагироваться от этого, подумать о чем-нибудь другом. Как будто дневной свет – это криптонит страхов. Но все, что вы подавляете, таится во тьме. Оно просыпается, когда вы устаете. Словно зверь, выходящий ночью на охоту. А таблетки берут его за поводок и снова возвращают в клетку.