Вечность в тебе

В пятницу, ночью, на диване в гостиной Джейкоба поводка не было. Поэтому я вдыхала и выдыхала, наблюдая за колеблющимися тенями ветвей, пока, спустя три долгих часа, наконец, не выдержала и не встала. Я пошла на кухню и приготовила себе чай. А потом приступила к уборке. Убираясь, я все гадала, как Артур и Джейкоб получили такую квартиру. Она совсем не похожа на квартиру молодых парней. И большая. И довольно дорогая, наверное.

Перед тем как уйти, я сложила постельное белье и оставила его на диване. Снаружи было еще темно и холодно. Воздух был морозно-голубым.

Домой я шла пешком. Улицы и тротуары были призрачно пусты, а мир – пугающе молчалив. Как будто человечество покинуло Землю, забыв про меня. В тот момент я физически ощутила одиночество. Словно боль. Я искала какую-то связь. Что-то, что освободит мою голову от всех этих мыслей. Поэтому я остановилась и написала Джейкобу сообщение.

И примерно с того момента жду, когда он мне ответит.

Джейкоб

– С тобой все в порядке? – спрашивает Артур, откусывая кусок тоста с сыром, отчего крошки падают на пол.

– Да, – раздраженно отвечаю я.

– Ты злишься, – замечает он. – Почему ты злишься?

– Я не злюсь.

– Нет, злишься.

Я поворачиваюсь к брату спиной, и становится тихо, только время от времени слышно, как он откусывает и жует свой тост. Такой похрустывающий звук, который постепенно затихает.

– А как там дела у Луизы?

Чего и следовало ожидать. Деликатности у моего брата, как обычно, ноль.

– Почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто. – Я не верю ни секунды. – Ну, так как у нее дела?

– Без понятия, – говорю я и достаю из холодильника лосось.

– Момент. Она ночевала у нас в пятницу, и с тех пор вы не списались?

– Нет. И что? – Ложь. По правде говоря, она написала. Но я не ответил.

– Почему? – спрашивает Артур.

– Почему что? – спрашиваю я в ответ.

– Почему вы не списались? У меня сложилось впечатление, что она тебе нравится.

– А у меня сложилось впечатление, что это не твое дело.

– Ой-ой.

Дверь кухни открывается, и наш разговор заканчивается. Щеки Джулии, одетой в махровый халат, раскраснелись, а голова обмотана полотенцем.

– Ну что, – усмехается Артур, – накупалась?

– Накупаться невозможно, – говорит она.

– А вот и нет, возможно, – он берет ее за руку. – Кончики твоих пальцев похожи на изюм.

– Потому что я должна использовать возможность накупаться впрок, ведь у меня нет ванны.

– Конечно, у тебя есть ванна, – говорит он и встает. – У нас в квартире.

Я отворачиваюсь, как будто увидел слишком интимный момент. И почему-то это именно так, ведь большинство женщин мой брат обычно только доводит до двери. Если вообще доводит. Они не остаются. И не принимают ванну. Они приходят лишь на пару часов, а потом уходят. Этот Артур – какой-то новый.

– Что ты там готовишь? Пахнет вкусно, – спрашивает Джулия, которая внезапно оказывается рядом и заглядывает мне через плечо.

– Будда-боул[6], – говорит Артур таким тоном, что мне больше всего хочется его ударить. Не все в нем ново.

– Хм, – произносит Джулия. – Я такого не знаю. Что это?

– Настоящая еда, – отвечаю я, коротко кивая на Артура и его скучный сырный тост, а затем снова перевожу взгляд на нее. – Тоже хочешь?

– С удовольствием.

– Эй, – говорит мой брат, – мне ты не предлагал.

– А зачем? У тебя же есть твой тост.

– Есть-то есть, но разве ты сам не сказал, что это не настоящая еда? Ты ведь не хочешь, чтобы у меня появились симптомы дефицита питания?

Против воли я улыбаюсь и, качая головой, достаю из шкафа над раковиной еще две миски. А потом мы втроем стоим на кухне, готовим еду и разговариваем. Играет музыка, пахнет лососем, лимоном, укропом и картофелем.

Все кажется идеальным. Но чего-то не хватает.

Или кого-то.

Луиза

Каждые две недели я уезжаю к отцу. Это нормально, когда родители разводятся. Каждый раз ты бросаешь несколько вещей в рюкзак и отбываешь. Папа заезжает за мной – так же, как и каждую вторую субботу, – ровно в 12:15. И, кажется, в этот раз он взволнован тем, что забирает меня на выходные, не меньше, чем я. Иногда я задаюсь вопросом, зачем мы так поступаем. Ему нечем заняться со мной, а мне – с ним. За едой мы молчим, и даже когда разговариваем, то, по сути, ничего не говорим. Просто предложения и слова, лишенные смысла. Я как домашнее животное, которое он на самом деле совсем не хочет иметь, а он – просто скучный пожилой человек, который отдаленно напоминает мне моего брата, но который сам ни в коем случае не хочет о нем вспоминать. Даже о той его версии, которая заслуживает того, чтобы ее помнили.

Кристофер уже давно не бывал у нашего отца. Не знаю, кто первый отдалился, но знаю, что никто из них не хотел этого менять. Папа как-то сказал, что без Кристофера было бы проще. Без меня, наверное, тоже.