Вечность в тебе

– Водолей, Рыбы и Рак, – говорит она. – Кристофер был Водолеем, я – Рыбы. – Она делает паузу. – А ты – Рак.

Луиза

Холодает. Мы берем в гостиной еще несколько одеял и подушек и строим на пристани лагерь. Когда мы закончим, это будет что-то вроде птичьего гнезда из пуха. Вокруг нас мерцают чайные свечи, и их пламя колышется на ветру. Пачка от чипсов пуста, теперь мы едим мармеладных мишек.

– А чем ты хочешь заниматься в будущем? – спрашиваю я.

Джейкоб усмехается.

– Ты имеешь в виду, когда вырасту?

– Да, когда вырастешь, – я наклоняю голову.

– Честно говоря, я не знаю. Не могу придумать что-то, чем хотел бы заниматься всю свою жизнь.

– Для меня это удивительно, – говорю я.

– Почему? – спрашивает он.

– Ну, ты ведь так любишь готовить. Я была уверена, что ты хочешь заниматься чем-то, связанным с этим.

– Нет, – непривычно холодно отвечает он. – Не хочу.

– Могу я спросить почему?

Джейкоб изучает меня взглядом. Он берет зеленого мармеладного мишку большим и указательным пальцами, а потом говорит:

– Мой отец повар.

– Так, – отвечаю я. – И это проблема, потому что?..

– Потому что я не хочу иметь с ним ничего общего, – говорит Джейкоб. – Совершенно ничего.

– Это будет сложно. Я имею в виду: он ведь твой отец.

Джейкоб отрывает мармеладному мишке голову:

– Мой отец просто сволочь.

– Но ты ведь не такой.

Он поднимает взгляд.

– А ты уверена в этом?

Я киваю.

– Может быть, я не знаю многих вещей, но это знаю. – Несколько секунд слышно только журчание воды, а потом я спрашиваю: – А ты еще общаешься с ним? – Несмотря на слабый свет, я различаю, как напрягаются мышцы челюсти Джейкоба. Его взгляд свидетельствует о том, что он не хочет говорить об этом. – Ты как-то упоминал, что он ушел сразу после твоего рождения, но… – я не заканчиваю фразу и позволяю ей повиснуть между нами.

– Я никогда не знал своего отца. Мы не встречались, – коротко отвечает Джейкоб. – О том, что он повар, мне сказала мать. Что у него в Берлине есть ресторан. Я там никогда не был. И нет, он никогда не искал меня, если таким был твой следующий вопрос.

– Хочешь поговорить о чем-нибудь другом? – спрашиваю я.

– Да нет, просто тут особо не о чем говорить. Моя мать забеременела, отец не хотел ребенка и ушел. Вот и вся история.

– А твоя мать? – спрашиваю я.

– А что моя мать? – напряженно спрашивает Джейкоб.

– Она живет в Мюнхене?

– В Дахау, – говорит он, улыбаясь вынужденной улыбкой. – А ты? – меняет он тему. – Чем хочешь заниматься ты?

Мне хочется узнать больше, спросить о чем-то еще, но холод в его глазах говорит о том, что больше просто невозможно. Что любой следующий вопрос расцарапает корку на заживающей ране, и открывшееся кровотечение будет трудно остановить. Джейкоб сидит прямо напротив, его колено касается моего, и все же он бесконечно далек.

– Понятия не имею, – наконец говорю я. – С тех пор как Кристофер покончил с собой, я почти не задумывалась о дальнейшей жизни. Какой в этом смысл? В смысле, все равно ведь неизвестно, сколько тебе отведено времени.

– Значит, ты из тех людей, кто следует девизу carpe diem?[19]

Я не знаю, серьезно он говорит, или это сарказм, поэтому воспринимаю его вопрос серьезно.

– Нет, совсем нет. Если бы каждый проживал каждый день так, будто он последний, то кругом был бы один лишь хаос. – Я делаю паузу. – Но это не значит, что постоянное планирование может в чем-то помочь.

– Я не говорю о планах, – говорит он. – Я про мечты.

Про мечты, думаю я. Мы с Кристофером много мечтали. Это были воздушные замки, в одночасье рухнувшие в тот момент, когда он выпрыгнул из окна. Я вынимаю из пакета трех мармеладных мишек, два из которых прозрачные, мои любимые.

– Итак? – спрашивает Джейкоб. – Если бы ты могла сделать все, чего бы ни захотела, что бы это было?

– Я бы купила билет в один конец до Австралии и путешествовала до тех пор, пока не начала тосковать по дому.

– Австралия? – говорит Джейкоб. – Это же очень далеко.

– Знаю, – отвечаю я. – Думаю, в том и суть. – Пауза. – Теперь ты. Какая мечта у тебя?

– Она чем-то похожа на твою, но отличается, – говорит Джейкоб.

– Чем отличается? – спрашиваю я.

Он улыбается. И на этот раз по-настоящему.

– В начале года по второму каналу шел двухсерийный документальный фильм, – говорит он. – Называется Street Food[20]. Смотрела? – Я качаю головой. – Я как-то случайно наткнулся на него. Но с тех пор эта идея почему-то не отпускает меня. Я уже четыре раза его смотрел. Он до сих пор в моей медиатеке.

– Почему ты так часто его смотришь? – спрашиваю я.

– Потому что эти два парня сделали именно то, что хочу делать я. Путешествовать по миру и есть.

Я не могу не рассмеяться.

– Звучит неплохо.

– Они не ходили по ресторанам, а ели обычную уличную еду. Простую, местную кухню. – Он делает паузу. – Я тоже хотел бы так. Хотел бы научиться так готовить.

– И почему бы тебе не осуществить это? – спрашиваю я.

– На это есть много причин, – говорит он.

– Например?

– Не знаю. Деньги, смелость… – Он делает паузу. – Ты.

– Тебе необязательно оставаться здесь из-за меня, – говорю я.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает он, хмурясь.