Мне очень жаль, мама. Это действительно так. Но я думаю, втайне мы оба знали, что все так и закончится. Никакой другой конец был невозможен, потому что я был проблемой, и этот шаг в конечном счете был единственным решением. Освобождением.
Я хотел, чтобы ты знала: ты не сделала ничего плохого, мама. Это было не из-за тебя. Ты делала все. Ты все делала правильно. Ты и Лиз любили меня. Я это знаю. Я не совсем понимаю, почему вы так меня любили, но знаю, что любили. И знаю, что нечасто облегчал вам задачу.
Это письмо, которое не должна получить ни одна мать. Никогда. Это письмо, которое никто никогда не должен получить. И мне жаль, что приходится писать его. Интересно, ожидала ли ты такого? В твоем взгляде всегда было нечто подобное. Как будто ты знаешь что-то, чего не знает никто другой. Может быть, потому что ты моя мать. Когда-то я был частью тебя. Благодаря тебе я пришел в этот мир. Ты родила меня. Ты всегда была рядом. Должно быть, тебе кажется ужасно неблагодарным, что я так запросто обрываю жизнь, которую ты мне подарила. Мне жаль. Честно. Хотел бы я найти другой путь. Но его не было. И мой путь ведет меня прочь из этого мира. Я выбираю неопределенность. Я надеюсь, что Лиз права, и смерть – это еще не конец. Надеюсь, есть и другая сторона. Надеюсь, мы еще встретимся.
Хорошего способа покончить с собой не существует. Можно кинуться под поезд в метро или перерезать себе запястья лезвием бритвы. Можно прыгнуть с моста или врезаться на машине в дерево. Но тебя все равно кто-нибудь найдет. Я не хотел, чтобы это была ты. Вот почему окно и вот почему эта дата. День рождения бабушки. Удобная возможность, потому что я был уверен, что вас с Лиз не будет дома достаточно долго. Я хотел убедиться, что, когда вы вернетесь домой, я уже не буду там лежать. Что я просто уйду.
Я часто стоял у открытого окна в ванной и смотрел вниз. Это зрелище умиротворяло. Мне нравилась идея уйти из жизни, сделав всего один шаг. Взлететь на мгновение. На несколько мимолетных секунд почувствовать на своей коже ветер, слышать собственное сердцебиение, ощутить приток адреналина – а потом уже ничего.
Хочу, чтобы ты знала: я не жалею об этом решении. Это не было внезапным порывом. Я не просто открыл окно и выскочил наружу. Все было спланировано очень точно. Я хотел этого. Я не был подавленным и не находился в маниакальной фазе. Я был полностью в своем уме.
Я знаю, ты будешь скучать по мне. И, вероятно, отреагируешь на это, погрузившись в работу. Так, как делала это всегда. Надеюсь, ты не забудешь, что у тебя есть еще и второй ребенок. Ребенок, который никогда не создавал проблем. Ты сейчас нужна Лиз. Ты нужна ей больше, чем когда-либо. Потому что она не поймет.
И даже если я чувствую угрызения совести по отношению к тебе – а я их чувствую, – труднее всего мне оставить ее. Она моя младшая сестра, и в ее мире я больше, чем сама жизнь. Я ее лучший друг. И всегда дома, когда она возвращается. Теперь меня уже не будет. Когда она узнает, что я сделал, это разобьет ей сердце. Для Лиз я был якорем. Но якорь сдерживает. Он останавливает любое движение. Думаю, когда меня не будет достаточно долго, она поймет это. По крайней мере, я надеюсь на это, потому что это правда.
Проводя свои исследования, я много читал о фазах скорби, и, если судить по Лиз, она довольно долго будет отказываться признать факт моего самоубийства. Она полностью закроется. Обычной предсмертной записки ей будет недостаточно, независимо от того, как именно объяснить в ней, почему я это сделал. Поэтому я прошу тебя не показывать ей это письмо. Для Лиз я придумал кое-что другое. Я написал ей электронные письма, и первое из них она получит к своему дню рождения. Остальные – в течение нескольких недель после. Я буду с Лиз еще какое-то время, останусь с ней, пока она не отпустит меня.
Ты тоже услышишь обо мне еще раз. Но нужно будет подождать.
Если мои действия когда-нибудь заставляли тебя усомниться в этом, ты отличная мать. И я люблю тебя.
Твой Кристофер.
