Вечный странник, или Падение Константинополя

— Возможно, империя и умалилась, как ты говоришь, — продолжала она, слегка возвысив голос, — но разве сей город наших отцов не продолжает служить, по причине своего расположения и иных преимуществ, столицей всего мира? Он был основан императором-христианином, имя ему было Константин; разве исключено, что полное его возрождение выпадет другому Константину, тоже христианскому императору? Загляни к себе в душу, о повелитель! Мне ведомо, что добрые побуждения иногда являются пророками, пусть и безгласными.

Константин был поражен. Не ждал он таких речей от юной девушки, выросшей, по сути, в темнице. Его порадовало то, какое мнение о нем у нее, судя по всему, складывалось, порадовало, с какой надеждой она смотрела в будущее империи; порадовала сила ее христианской веры, искушенность ума и твердость характера. Ее верность старому греческому обиходу представлялась неколебимой. Придворные подумали, что она могла бы, по крайней мере, как-то откликнуться на его царственную доброту, но если он сам и заметил это формальное упущение, заострять на нем внимание не стал; ему было довольно ее миловидности и воодушевления. На миг он заколебался, а потом, шагнув вниз с возвышения, галантно, церемонно и почтительно поцеловал ей руку, сопроводив это простыми словами:

— Да станут твои надежды волей Господа.

Отвернувшись от Ирины, он поднял слепца на ноги и объявил, что аудиенция закончена.

Оставшись наедине со своим секретарем, великим логофетом, Константин довольно долго просидел в задумчивости.

— Внемли, — произнес он наконец. — И составь соответствующий указ. Пятьдесят золотых монет ежегодно на содержание Мануила и Ирины, его дочери.

При первом же слове секретарь обратился к изучению носков пурпурных туфель своего повелителя, а потом, дослушав, опустился на колени.

— Говори, — разрешил Константин.

— Ваше величество, — отвечал секретарь, — в казне у нас и так менее тысячи золотых монет.

— Мы действительно столь бедны?

Император вздохнул, но, не позволив себе пасть духом, решительно продолжил:

— Возможно, Господь послал меня восстановить не только этот город, но и всю империю. Я попробую заслужить эту славу. Не исключено, что добрые побуждения и есть безгласные пророки. Оставляю указ в силе. Если будет на то воля Божья, мы найдем средства его исполнить.

Глава III

ДВОРЕЦ ГОМЕРА

Теперь читателю известна история княжны Ирины — на последующих страницах она станет одним из самых заметных персонажей. Ему также ведомо, как она получила в свое распоряжение столь подробно нами описанный дворец, а потому читатель готов к встрече с нею в ее собственных покоях.

Ночь покинула европейский берег Босфора, хотя утро еще совсем юно. Солнце, застывшее в безоблачном небе над Бекосом — кажется, оно решило передохнуть после утомительного восхождения на горный склон, — постепенно поднимает Терапию из сверкающих вод. В заливе моряки перекликаются друг с другом, поскрипывают снасти, постукивают весла, свободно подвешенные в кожаных уключинах. Чтобы сделать сцену полностью реалистической, добавим запах утренней стряпни, который щекочет ноздри тем, кто пока еще не успел утолить голод. Впрочем, эти виды, звуки и запахи не достигают дворца, скрытого за мысом напротив городка. Там птицы распевают утренние песни, цветы наполняют воздух ароматом, а лозы и деревья впитывают влагу, которую ветер доставил с не знающего покоя моря, расположенного к северу.

В мраморном портике сидит хозяйка дворца — надо думать, на том самом месте, которое старый грек некогда облюбовал для чтения Гомера из своего знаменитого списка. Между колоннами открывается вид на Босфор и лежащий за ним лесистый азиатский берег. Внизу видна часть сада, по которой проложена аллея, — она изящным изгибом устремляется к красному павильону у ворот. Прямо за ним находится причал. Хозяйка окружена пальмами и розовыми кустами в расписных горшках, и среди них, в высокой вазе, украшенной резными фигурами мифологических персонажей, стоит ветка жасмина, ни с чем не сравнимая по красе и изяществу. По правую руку от хозяйки на столике из слоновой кости с тонкими ножками, инкрустированными полосками серебра, стоят медные блюда. На одном из блюд — горка белых сухариков, мы в наши дни называем их «крекерами»; на других высятся кувшины и чаши для питья, все из серебра.

Хозяйка сидела в кресле, поверхность которого была чрезвычайно гладкой, несмотря на покрывавшую его резьбу, кресле столь просторном, что она могла без труда устроиться в нем полулежа. Скамеечка, обтянутая темной тисненой кожей, ждала возможности посодействовать грации и удобству ее позы.

Возьмем на себя смелость представить княжну Ирину читателю, хотя, поскольку представление вынужденным образом примет вид описания, мы заранее признаемся в своей неспособности до конца справиться с поставленной задачей.