И как он мог отказаться от помощи? Жар его просто сожжёт! Веки мужчины дрогнули, и бледные губы чуть сжались, но Амгерр так и не очнулся. Злость вдруг засела холодной сталью в груди – как они все могут оставить его одного, не оказав ухода? И тут же пронеслось горечью понимание – он совсем бессилен перед своим проклятием. Поддаваясь порыву, прижала ладонь ко лбу – какой же горячий! Неведомо зачем провела по щеке пальцами, скользнув взглядом по блестевшей испариной шее, замечая, как туго натягиваются мышцы и твердеют, как камнем ходит кадык по горлу, и скатываются капли пота в ложбинку между крепкими мужскими ключицами в прорези взмокшей рубахи.
Пока Амгерр находился в беспамятстве, тьма была на поверхности, и не нужно было особого усилия, чтобы чувствовать тёмную ворожбу, что мучила тело и дух мужчины.
Я сглотнула туго, напрягая плечи. Своей внутренней волей дёрнула крепкие путы проклятия, которые корнями уходили в самую глубь его существа и оплетали плотной сетью. Только путы крепче стянулись, сжимая теснее тело. Амгерр дёрнул головой, застонав, по скуле прокатилась судорога, кадык сухо прошёл по горлу.
Я отняла руку, вздохнув напряжённо, взглянула на поднос с целебным варевом. Только отвар здесь не поможет. Ничто не поможет…
Поднялась, вернувшись к столу, взяла кувшин, вылила студёную воду в чашу, подобрав лоскут, и вернулась к постели. Смочив в ледяной воде и выжав как следует, провела влажным полотном по лбу и шее мужчины. Рвать путы не получится. Вспомнила, что сказал Мортон о том, что проклятие коснулось и женщины.
Тут нужна другая сила…
Подсела ближе, продолжая проводить лоскутом по коже неподвижно лежащего Амгерра, потянула из себя жар, пока тот свободно не полился на тугие плети проклятия, сжигая их. Но они наползали снова. Я не остановилась, чувствуя, что это единственное, что в моих силах. Из самого моего существа заплескалась раскалённым сплавом сила, окутывая меня удушливым жаром. Огонь палил, превращая путы в пепел, очищая, освобождая. Амгерр только изредка вертел головой и вздыхал, морщась, но в себя не приходил…
…Ночь тянулась вязкой смолой – тягучей и бесконечной, пока не превратилась в болото. Я боролась с проклятием, вытягивая из себя все силы, и казалось, этому не будет конца. Мрак тянулся ко мне и вспыхивал, тлел и понемногу отступал. Я смотрела на черты лица Мортона, но видела только бледное лицо мужчины, которое расплывалось в глазах и смазывалось. Продолжала выжимать ткань и класть ему на лоб. Снова и снова, как только он начинал пламенеть, смачивала холодной водой, обтирала шею и грудь, ходившую в неровном болезненном дыхании, таким тяжёлым, таким неровным и раскалённым, что сама не могла вздохнуть. Казалось, облегчение не приходило, но я чувствовала, как путы слабели, осознавая, что этот недуг, случавшийся с ним, именно поэтому и происходил, но огня Амгерра не хватало, чтобы справиться с проклятием.
Неизвестно сколько ещё прошло времени, я изматывалась: на плечи наваливалась непомерная усталость, шея и спина от напряжения, от жара покрылись испариной. Перестала ощущать границы и окружение. Всё смешалось. Оставался только шелест надсадного дыхания.
Не помнила, как поднялась, когда поняла, что всё закончилось. В глазах мутилось, в голове плыло. На обессиленных ногах вышла из покоев и побрела из замка. Не зная, как могла двигаться, пошатываясь, ковыляла во внутренний двор, в темноте хваталась за стену перехода, торопясь скорее добраться до своей постели.
Прачки ещё спали, лишь тусклый свет, подёрнутый рябью только занимающего рассвета, влился в окна. Скидывая обувь, я смертельно уставшей и иссушенной опрокинулась на лавку. Едва сомкнув веки, мгновенно провалилась в беспамятство.
Проснулась от того, что меня грубо трясли за плечи, настойчиво выдёргивая из глубины.
– Эй ты, просыпайся! Просыпайся, кому говорят!
– Может, она заболела?
– Ага, притворяется мерзавка, всю ночь где-то шлялась, а теперь дрыхнуть будет до полудня. Нет уж, я не собираюсь за неё работать! Вставай! Слышишь, ты…
Пошевелилась, разлепляя веки, всматриваясь в нависшие надо мной силуэты. Голова трещала, на виски давило, всё тело горело, и сердце стучало так быстро, что готово вот-вот лопнуть. Не знаю, каким трудом мне далось оторваться от подушки и сесть. Прижала ладонь к губам, унимая поступившую дурноту.
– Да она пьяная! – брезгливо фыркнула Тисса.
Я вздрогнула, когда Тисса швырнула мне юбку и верхнюю рубаху.
– Одевайся и бегом за работу, – Тиссу колотило от ярости, а у меня не было сил не то чтобы препираться с ней, я и слова выговорить не могла.
Дрожащими слабыми пальцами перебрала ткань, натягивая на себя, кое-как поднялась и натянула юбку, завязала тесьму, завертелась в поисках платка.
– Быстрее, – поторопила Тисса и тут же смолкла, когда я тяжело глянула на неё из-под ресниц.
Удостоверившись, что я окончательно проснулась, прачка, хмыкнув, вздёрнула надменно подбородком, схватила Лаур за руку, потянула её за двери и громко хлопнула ею за собой.