Читаем Век Просвещения полностью

Тут покачнулся отец Иннокентий, замолчал и рукой показал Еремею: уходи, мол. Скоро уходи, пока солдаты самого в карантин не замели. Вдруг попадется кто не из нашенских да малограмотный – никакая бумага не спасет. Бешено смотрел Еремей в никуда, не двигался. Словно опять напала на него горячка, даже злее прежнего. Особо болело потому, что сказал отец Иннокентий те слова, что он сам нашел умом собственным, но так вслух и не выговорил. Еще раз повел священник по воздуху одной лишь ладонью. Уперся взглядом в переносицу духовного сына своего безотрывно. Как прекословить?! Повернулся Еремей, сам не свой, шаг сделал, другой, и услышал: «Не плачь, Еремеюшка, не плачь, Господь милостив. А тебе – тебе навечно будет мое благословение, – закашлялся отец Иннокентий и успел добавить, – беги теперь, быстро беги, не оглядывайся».

97. Твердость

«…С удивлением читала я прошение Ваше. Ежели какие предусмотренные Комиссией меры не приносят пока должного успеха, то это можно отнести только на счет неточного исполнения инструкций или прямого, а потому преступного нежелания им следовать. Приказываю продолжить и в ближайшие дни закончить устройство круговой охраны города и по-прежнему отправлять всех больных и заразных в карантин, впрочем, не разделяя семьи, дабы не причинять им еще большей горести. Не в обращении с народом нужна строгость, а в исполнении мер, могущих остановить мор. Поэтому выражаю согласие с мнением господ докторов и сенаторов – объявите как можно шире, что те, кто немедля сообщит о заразе в своем хозяйстве, может выбрать, отправляться ли в карантин или оставаться дома под охраною, как просите, до шестнадцати дней…

На Волю Господню уповаю – не может такого быть, чтобы Он оставил Первопрестольную своей милостью. Блюдите, сколь можно, меры гигиенические и ждите от зимы помощи в избавлении – доктора в один голос утверждают, что болезнетворные миазмы боятся холодов и непременно должны быть ими изгнаны».

98. Дисциплина

Медленно подъехал к заставе обоз, самым ранним утром, когда сон еще крепок, а ноги уже согрелись. Не выйдет из караульной будки лишний человек, незачем. Не хоронился хозяйский сын, чтобы чего не подумали, но и не шумел излишне. Понимал Егор Крашенинников, что здесь потребна осторожность и умная ласка. Получится – дальше легче будет. Было, было у него в запасе письмо разрешительное, но знал он: сегодня твоя грамота – самая верная, а завтра – что ни на есть филькина.

Не было видно никого у шлагбаума, а все равно так просто не проедешь. Встали. И сразу задвигался кто-то в караульной будке. Спал капитан Арканников, крепко спал. Были у него под началом солдаты свеженабранные, необученные и необстрелянные, но состоял при взводе и кое-кто из старослужащих. Проверять путников ночных полагалось самым младшим, дабы не смели остальных без особого дела не тревожить. Вышел на дорогу совсем юный солдатик, а с ним еще один. Оба неграмотные, но видят: государственная бумага у купца. Но а все же был наказ: не пускать никого с большим грузом без проверки, пуще того из Москвы. «Откуда идете?» – спросили на всякий случай. Неопределенно махнул Егор – дескать, недалече, почти местные. Или наоборот – так далеко, что не углядишь, не расскажешь. Нет, все-таки надо будить ефрейтора, он грамоте знает.

Разбудили, вышел недовольный. Егор к нему с пониманием, вежливо. Тот в себя пришел, огляделся, посмотрел на Егора, просыпаясь понемногу, на телеги, пригляделся малость, махнул рукой – подождите чуток, и давай обратно в караулку по какой-то надобности. Всего минуту оставалось капитану Арканникову спать, самое большее – две. Да, подумал Егор, за начальством пошел, кажись, не обойтись теперь без царской грамоты. В хвосте обоза Махмет стоял – для надежного пригляду, да и вообще… Так и должно быть: хозяин впереди, а хозяйский пес сзади.

99. Распорядительность

Немедленно собрать совет, пусть обдумают хорошенько и напишут ответ в Москву: и от своего и от моего имени. Никакого промедления – каждый день сейчас на вес золота. Все меры должны быть объявлены и приняты к неукоснительному исполнению. Позавчера прискакал гонец из Твери. Там на заставе произошло чрезвычайное происшествие. Судя по всему, из Москвы в сторону Петербурга направлялся целый обоз с сукнами, очень может быть содержавшими заразные миазмы. Когда же командир заставы приказал его арестовать и отправить в карантин вместе с возницами, то те оказали сопротивление и солдаты были вынуждены применить оружие. Слава Богу, удалось задержать все телеги до одной, после чего начальствующий офицер на свой страх и риск приказал сукна немедленно сжечь. Я распорядилась выдать ему денежное награждение. А сегодня – еще хуже: пишут, что есть случаи на псковском тракте, уже совсем недалеко от Новгорода, где-то в окрестностях Старой Руссы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза