Вехи

ist aucии. Это давно желанное и радостное возрождение,li eine scии. Это давно желанное и радостное возрождение,haffende Lust», – говорил Бакунин; но из этого афоризма давно уже исчезло

ограничительное   «aucии. Это давно желанное и радостное возрождение,h»,   –   и   разрушение   признано   не   только   одним   из   приемов

творчества, а вообще отождествлено с творчеством или, вернее, целиком заняло его место.

Здесь перед нами отголосок того руссоизма, который вселял в Робеспьера уверенность,

что одним лишь беспощадным устранением врагов отечества можно установить царство

разума. Революционный социализм исполнен той же веры. Чтобы установить идеальный

порядок,   нужно   «экспроприировать   экспроприирующих»,   а   для   этого   добиться

«диктатуры пролетариата», а для этого уничтожить те или другие политические и вообще

внешние преграды. Таким образом, революционизм есть лишь отражение метафизической

абсолютизации   ценности   разрушения.   Весь   политический   и   социальный   радикализм

русской   интеллигенции,   ее   склонность   видеть   в   политической   борьбе,   и   притом   в

наиболее   резких   ее   приемах   –   заговоре,   восстании,   терроре   и   т.   п.,   –   ближайший   и

важнейший путь к народному благу всецело исходит из веры, что борьба, уничтожение

врага, насильственное и механическое разрушение старых социальных форм сами собой

обеспечивают   осуществление   общественного   идеала.   И   это   совершенно   естественно   и

логично с точки зрения механико-рационалистической теории счастья. Механика не знает

творчества нового в собственном смысле. Единственное, что человек способен делать в

отношении природных веществ и сил, это – давать им иное, выгодное ему распределение

и разрушать вредные для него комбинации материи и энергии. Если смотреть на проблему

человеческой культуры как на проблему механическую, то и здесь нам останутся только

две   задачи   –   разрушение   старых   вредных   форм   и   перераспределение   элементов,

установление   новых,   полезных   комбинаций   из   них.   И   необходимо   совершенно   иное

понимание   человеческой   жизни,   чтобы   сознать   несостоятельность   одних   этих

механических   приемов   в   области   культуры   и   обратиться   к   новому   началу   –   началу

творческого созидания.

Психологическим побуждением и спутником разрушения всегда является ненависть,

и   в   той   мере,   в   какой   разрушение   заслоняет   другие   виды   деятельности,   ненависть

занимает место других импульсов в психической жизни русского интеллигента. Мы уже

упомянули   в   другой   связи,   что   основным   действенным   аффектом   народника-

революционера служит ненависть к врагам народа. Мы говорим это совсем не с целью

«опозорить» интеллигента  или морально осуждать его за это. Русский интеллигент  по

натуре,   в   большинстве   случаев,   мягкий   и   любвеобильный   человек,   и   если   ненависть

укрепилась в его душе, то виною тому не личные его недостатки, и это вообще есть не

личная   или   эгоистическая   ненависть.   Вера   русского   интеллигента   обязывает   его

ненавидеть; ненависть в его жизни играет роль глубочайшего и страстного этического

импульса и, следовательно, субъективно не может быть вменена ему в вину. Мало того, и

с   объективной   точки   зрения   нужно   признать,   что   такое,   обусловленное   этическими

мотивами чувство ненависти часто бывает морально ценным и социально полезным. Но,

исходя   не   из   узко-моралистических,   а   из   более   широких   философских   соображений,

нужно признать, что когда ненависть укрепляется в центре духовной жизни и поглощает

любовь,   которая   ее   породила,   то   происходит   вредное   и   ненормальное   перерождение

нравственной   личности.   Повторяем,   ненависть   соответствует   разрушению   и   есть

двигатель   разрушения,   как   любовь   есть   двигатель   творчества   и   укрепления.

Разрушительные силы нужны иногда в экономии человеческой жизни и могут служить

творческим целям; но замена всего творчества разрушением, вытеснение всех социально-

гармонизирующих   аффектов   дисгармоническим   началом   ненависти   есть   искажение

правильного и нормального отношения сил в нравственной жизни. Нельзя расходовать, не

накопляя;   нельзя   развивать   центробежные   силы,   не   парализуя   их   соответственным

развитием   сил   центростремительных;   нельзя   сосредоточиваться   на   разрушении,   не

оправдывая   его   творчеством   и   не   ограничивая   его   узкими   пределами,   в   которых   оно

действительно нужно для творчества; и нельзя ненавидеть, не подчиняя ненависти, как

побочного спутника, действенному чувству любви.

Человеческая, как и космическая, жизнь проникнута началом борьбы. Борьба есть

как   бы   имманентная   форма   человеческой   деятельности,   и   к   чему   бы   человек   ни

стремился,   что   бы   ни   созидал,   он   всюду   наталкивается   на   препятствия,   встречается   с

врагами   и   должен   постоянно   менять   плуг   и   серп   на   меч   и   копье.   И   тем   не   менее