Последнюю фразу из отцовского письма Алексей не озвучил, но запомнил. Когда он завершал чтение, то было заметно, что на его глазах выступили слёзы, и он позволил им, оставляя на щеках широкие борозды, скатиться вниз.
— Узнать бы, как сложилась судьба у Николая Савельевича, — тихо произнёс Петрович.
— Сейчас, подождите несколько минут, — сосредоточенно и негромко ответил Борис, после чего поднялся и ушёл в другую комнату. Мария вздохнула и пристально посмотрела в глаза Петровичу и Алексею.
— Не могу поверить. Точно окунулась в сорок первый год. Какое же страшное было время! И как быстро мы обо всём забыли, хотя память — вот, совсем рядом, — она указала на коробку, — и мы прожили рядом с ней всю жизнь!
Вскоре вернулся Борис и не поднимая глаз сообщил, что Николай Савельевич Гурилёв в декабре 1941 года был направлен с дипломатической миссией в Великобританию и погиб на эсминце в Норвежском море.
— Откуда ты так быстро об этом узнал? — поинтересовался Алексей.
— Через компьютерный интернет-поиск. Хорошая вещь, я покажу тебе, как она работает.
— Я примерно представляю. А этот поиск вдруг может — ошибаться?
— Увы, нет… Я искренне соболезную.
— Да, отец мог бы пожить ещё… Ему ведь не было даже пятидесяти. Дождался бы Победы… А так — погиб, даже не узнав о ней.
— Как и миллионы других, — Мария всхлипнула. — Миллионы не дождались. Господи, как всё-таки это страшно и несправедливо! И никто этого сейчас не понимает. Ведь мы только делаем вид, что помним войну, а на самом деле? Нужно не просто помнить, а нужно чувствовать, нужно понимать!
Алексей, ничего не ответив, собрал документы в коробку и спросил разрешения закурить. Борис немедленно принёс пепельницу. Алексей курил один, и понимающее молчание всех остальных казалось тягостным и даже гнетущим. Он глубоко затягивался, докурил быстро и, скомкав сигарету, твёрдым голосом произнёс, обращаясь с Борису и Марии:
— Утро вечера мудренее. Пора бы поспать. Вы ведь не будете возражать, если мы заночуем у вас?