Он взял авторучку и набросал длинное письмо, которое подписал «Маккенн».
— Отправка будет стоить около трех тысяч, — сказал он.
Якимов был в ужасе.
— Но у меня нет ни единого лея.
— Ну ладно, в этот раз я вам одолжу, но вы должны иметь при себе деньги на телеграммы. Международную связь могут закрыть надолго. А теперь бегите к Маккенну.
На следующее утро, спустившись к завтраку, Якимов увидел Галпина, выходящего из бара с канадцем по имени Скрюби. Подозревая, что они охотятся за новостями, Якимов попытался скрыться, но было поздно: Галпин уже его увидел.
— На Курином рынке светопреставление, — сообщил Галпин таким тоном, словно хотел порадовать Якимова. — Поехали, мы отвезем вас на старом «форде».
Якимов отшатнулся.
— Присоединюсь к вам попозже, дорогой мой. Мне надо заморить червячка. Пойду угощусь чем-нибудь.
— Ради всего святого, Якимов, — сказал Галпин неприятным голосом. — Я друг Маккенна и не позволю его надувать. Займитесь своей работой.
Он ухватил Якимова за руку и потащил в автомобиль.
По Каля-Викторией они доехали до реки Дымбовица. Якимова усадили на неудобное заднее сиденье. Галпин, очевидно довольный его послушанием, обращался к нему через плечо:
— Вы же слышали уже, что убийц поймали?
— В самом деле?
— Ну да. «Железная гвардия», как я и говорил. Это всё немцы: им нужен был предлог, чтобы вломиться и навести свой порядок, но они не учли, что вмешаются русские. А русские-то им помешали! Немцы не смогли их преодолеть. Но гвардейцы этого не поняли. Они-то думали, что сейчас придут немцы, и они будут героями. Никто их и пальцем не тронет. Даже прятаться не стали. Их нашли еще до того, как тело остыло, и казнили ночью.
— Но как же король, дорогой мой?
— О чем вы?
— Вы же сказали, что он сказал, что доберется до Кэлинеску.
— А, это долгая история. Вы же знаете, что творится в этих Балканских странах.
Галпин высунул голову из окна.
— Напряжение спало, — заметил он.
Скрюби окинул прохожих знающим взглядом и подтвердил, что напряжение действительно спало.
— Большинство здесь, конечно, предпочло бы, чтобы на границе были немцы, а не русские, — заметил Галпин и указал в окно. — Посмотрите-ка на эту жирную скотину. Сразу видно, что он за немцев.
Якимов выглянул в окно, практически ожидая увидеть двойника Геринга, но увидел обычную утреннюю толпу румын, желающих подкрепиться шоколадными пирожными.
— Что-то мне нехорошо, — пробормотал он со вздохом. — От голода какая-то слабость.
Но никто не обратил на это внимания.
Они пересекли трамвайные пути и выехали на улицу, которая спускалась к реке. Галпин припарковал автомобиль на набережной, и Якимов увидел огромную очередь, которая вилась по рынку, словно кишечник. Он преисполнился надежды. Даже Галпин сочтет такую толпу чрезмерной.
— Дорогой, нам же тут весь день придется стоять, — сказал он.
— У вас же есть карта? — резко спросил Галпин. — Так идите за мной.
Он уверенно зашагал сквозь толпу, держа повыше карточку, которая подтверждала его привилегированное положение. Никто не пытался его остановить. Крестьяне и рабочие расступались перед ним, а Скрюби и Якимов следовали за ним по пятам.
В центре рыночной площади отгородили участок, который охраняли с дюжину полицейских в грязно-голубых мундирах. Увидев Галпина, они встали по стойке смирно. Один из них осмотрел его удостоверение, притворившись, будто понимает, что там написано, после с чего с важным видом освободил ему место для осмотра. Перед ними были трупы убийц.
Якимов не переносил не только жестокость, но и самый вид ее последствий, поэтому держался в сторонке, пока Галпин не приказал ему подойти. Он с отвращением взглянул на тела, опасаясь, что после этого не сможет есть.
— Их просто выбросили из грузовика, — сказал Галпин. — Сколько их здесь? Вижу четверых… пять-шесть, кажется.
Они напоминали груду тряпья. Одно из тел пошевелили ногой, и стали видны голова и рука; залысина на голове напоминала тонзуру. Лицо было прижато к земле. Ноздря и глаз, что были видны, покрывала запекшаяся кровь, губы также слиплись от крови. Рука, потемневшая и высохшая под солнечными лучами, была вытянута, словно в мольбе о помощи. Кровь стекла по рукаву на мостовую.
— А этот был еще жив, когда его выбросили, — заметил Галпин.
— Откуда вы знаете, дорогой мой? — спросил Якимов, но ответа не получил.
Галпин снова просунул ногу под ограждение и, пошевелив еще одно тело, перевернул его лицом вверх. По щеке проходил глубокий порез. Открытый рот почернел от кровавой рвоты.
Галпин и Скрюби принялись писать что-то в блокнотах. У Якимова блокнота не было, но это было неважно: в голове у него всё равно было пусто.
Когда они вернулись в автомобиль, он спросил Галпина:
— Дорогой мой, я неважно себя чувствую, не найдется ли у вас при себе фляжки?
Вместо ответа Галпин завел мотор и помчался на почту. Им выдали бланки для телеграмм, но, когда Галпин попытался отослать сообщение, выяснилось, что связи опять нет. Якимов испытал облегчение, так как ему удалось нацарапать всего три слова: «Убийц поймали, и…»