Величайшее благо

Вернувшись в «Атенеум» после конфликта с Маккенном, Якимов отправился прямиком в Английский бар и заказал двойной виски.

— Запиши на мой счет, Альбу.

Увидев, что Альбу и впрямь записал виски на его счет, Якимов сделал вывод, что ему по-прежнему отпускают в кредит, и успокоился. Проблема, не требовавшая мгновенного решения, переставала для него существовать.

В конце недели ему выдали счет. Якимов потрясенно вгляделся в него и послал за управляющим. Тот объяснил, что, поскольку агентство Маккенна более не оплачивает его жилье, ему полагается расплачиваться раз в неделю, как и всем остальным.

— Дорогой мой, — сказал Якимов, — мое содержание придет через недельку-другую. Сейчас всё сложно. Перебои на почте. Война, сами понимаете.

На самом деле его квартальное содержание уже пришло и разлетелось. Гостиничная еда надоела Якимову, и он потратил деньги на роскошные обеды в «Капше», «Чине» и «Ле Жарден».

Управляющий согласился подождать, и это продолжалось до тех пор, пока в гостиницу не стали стекаться приехавшие на Рождество. Тут уже управляющий сам послал за Якимовым.

— Со дня на день, — истово уверял его Якимов. — Уже вот-вот.

— Так дело не пойдет, князь, — ответил управляющий. — Если вы не в состоянии расплатиться, я вынужден буду обратиться в миссию.

Якимов встревожился. Галпин говорил ему: «Сейчас вас могут посадить под домашний арест, выслать третьим классом в Каир, а оттуда пинком отправить на фронт, прежде чем вы успеете выговорить „плоскостопие“, „отказ по убеждениям“ или „неизлечимый психоз“».

— Дорогой мой, в этом нет нужды, — ответил Якимов, нервно дрожа. — Я сам туда схожу. Мой дорогой друг Добби Добсон ссудит мне необходимую сумму. Надо только спросить. Я же не знал, что вы спешите.

Якимову дали сутки. Он не сразу отправился к Добсону — в последнее время тот со всё меньшей охотой давал ему взаймы. Для начала Якимов подошел к завсегдатаям Английского бара. Хаджимоскос, Хорват и Палу, как обычно, проводили время вместе. Сначала он обратился к Хорвату:

— Дорогой мой, мне тут надо оплатить небольшой счет. Мое содержание запаздывает. Не люблю быть должным. Не могли бы вы…

Не успел он закончить, как Хорват развел руками, так убедительно демонстрируя полную нищету, что Якимов осекся. Он повернулся к Хаджимоскосу:

— Как вы думаете, возможно, принцесса…

Тот рассмеялся:

— Mon cher Prince, лучше обратитесь к луне. Вы же знаете принцессу. Она так безответственна, просто смех берет. К тому же у румын не принято возвращать долги.

Якимов умоляюще взглянул на Чичи Палу, обаятельного мужчину, который, по слухам, пользовался большим успехом у женщин. Тот шагнул в сторону и отвернулся с видом человека, который отказывается видеть и слышать то, что его не касается.

— Неужели никто не одолжит мне лей-другой?! — в отчаянии возопил Якимов.

Чтобы умилостивить их, он попытался заказать напитки, но Альбу покачал головой. Остальные заулыбались, узнавая этот привычный им жест, но было совершенно очевидно, что теперь они презирают Якимова. Он более не был одним из них.

Пришлось идти к Добсону. Тот согласился оплатить счет при условии, что Якимов найдет себе жилье подешевле.

— Я подумывал о «Минерве», дорогой мой.

Добсон не желал слышать ни о «Минерве», ни о любой другой гостинице. Якимов должен подыскать себе однокомнатную квартиру.

Таким образом, в следующую субботу Якимов, напоследок позавтракав в гостиной, покинул «Атенеум». Когда он стащил чемоданы в холл, портье отвернулись. Даже если бы они были готовы помочь Якимову, внимание всех присутствующих привлек новый постоялец. Даже сам Якимов, несмотря на все свои горести, остановился и уставился на новоприбывшего.

Это был седой смуглый человечек в синем полосатом костюме. При ходьбе он издавал бряцание цепей. Один глаз у него был закрыт повязкой, другой остро и критически оглядывал всё вокруг. Его левая рука была прижата к груди, а крошечная ладошка была затянута в перчатку телесного цвета. С лацкана пиджака в карман брюк спускалась золотая цепь. Еще одна цепь, потолще, приковывала трость к его правому запястью и на ходу гремела о серебряный набалдашник. Очевидно не впечатлившись обстановкой гостиницы, он прошагал к конторке и рявкнул:

— Есть письма для капитана Шеппи?

Галпин, замерший на полпути в бар, так и ахнул, а Якимов заметил:

— Поразительный персонаж! Кто же это?

— Прибыл вчера ночью, — ответил Галпин. — Возможно, разведка. Никто не привлекает к себе столько внимания, как старые британские разведчики.

Увидев чемоданы Якимова, он спросил:

— Что же, уже покидаете нас?

Якимов печально кивнул.

— Нашел себе неплохой уголок, — ответил он и двинулся к повозке.

Тем утром снег порхал в воздухе, словно лебяжий пух, и покрывал дороги тончайшей кисеей. Мороз стоял страшный.

Якимова везли к вокзалу. Извозчик был жилистый и ожесточенный — явно не какой-нибудь скопец. Лошадь представляла собой скелет, обтянутый шкурой. От ударов кнута ее кости ходили ходуном, угрожая рассыпаться по снегу. Из открытых ран текла кровь.