Величайшее благо

Наблюдая за подергиванием тощего крупа, Якимов прослезился, но оплакивал он не лошадь. Он оплакивал собственную судьбу. Не по своей воле он покидал сердце Бухареста ради его убогой, нищей окраины. Он чувствовал себя уязвленным. С тех пор как Долли умерла, мир повернулся к нему спиной. Теперь у него не осталось даже последнего напоминания об их жизни — его «Испано-Сюизы». Он тосковал по автомобилю, словно по матери.

При виде вокзала он вспомнил тот вечер, когда прибыл сюда без гроша в кармане. Какой недолгой оказалась белая полоса! Слезы заструились по его щекам.

Услышав всхлипывания, извозчик обернулся и уставился на Якимова с откровенным любопытством. Якимов утер глаза рукавом.

Улицы за вокзалом не были отремонтированы. Лошадь оступалась в выбоинах, повозка тряслась. Лужи были покрыты ледяной коркой, которая трещала под колесами. Здесь в основном стояли деревянные хибары, но среди них попадались и многоквартирные здания, недавно построенные, но уже казавшиеся трущобами. Краска на дверях облупилась, на балконах висело выстиранное белье, женщины перекрикивались между собой.

Якимов подыскал себе комнату в одной из таких квартир. В объявлении говорилось, что жильца ожидает lux nebun — небывалая роскошь. Якимов решил, что небывалая роскошь по скромной цене ему вполне подходит.

На поиски нужного здания ушел час. Слуга приоткрыл дверь квартиры и пробормотал что-то насчет «сиесты», но Якимов притворился, что не понимает. Каменный подъезд, продуваемый насквозь, казался холоднее улицы. Якимов поднажал на дверь и ввалился в маслянистый жар квартиры. Уходить он не планировал. Потерпевший поражение слуга боязливо постучал в дверь одной из комнаты, вошел и был встречен яростными криками. Наконец в коридор выглянули мужчина и женщина, одетые в халаты, и уставились на Якимова раздраженно и высокомерно.

— Что это за человек? — спросил мужчина.

— Скажи ему, чтобы убирался, — заявила женщина.

Мгновение спустя Якимов понял, что эти двое говорят по-английски, просто с ужасным акцентом. Он поклонился и широко улыбнулся.

— Вы говорите по-английски? Как англичанин — я польщен! Я бы хотел посмотреть комнату, которую вы сдаете.

— Англичанин!

Женщина шагнула к нему с таким жадным выражением на лице, что Якимов стремительно поправился.

— Из белых русских, — уточнил он. — Беженец из зоны военных действий, увы.

— Беженец!

Она повернулась к мужу, и на лице ее было ясно написано: конечно, какой еще у нас может быть англичанин.

— Меня зовут Якимов. Князь Якимов.

— Князь!

Предлагаемая комната оказалась тесной, заставленной резной румынской мебелью и увешанной вышивками и всё же достаточно теплой и удобной. Он согласился ее снять.

— Она стоит четыре тысячи леев в месяц, — сказала женщина, которую звали госпожа Протопопеску.

Увидев, что Якимов не стал торговаться, она добавила:

— Вы платите вперед.

— Завтра, дорогая моя. — Он коснулся губами ее пухлой, масленой ручки. — Завтра мне в Британской миссии придет содержание.

Госпожа Протопопеску взглянула на мужа, который сказал: «Это же английский князь», и вопрос оплаты был временно отложен.

Якимову сообщили, сколько на самом деле стоит поездка сюда из центра города. Надежно поставив свои чемоданы на тротуар, он вручил извозчику деньги и десять леев на чай. Тот смерил его неверящим взглядом, после чего издал трагический вопль. Он требовал еще денег. Якимов решительно покачал головой и стал собирать свой багаж. Извозчик швырнул монеты на дорогу. Не обращая на это никакого внимания, Якимов стал карабкаться по лестнице.

Размахивая кнутом и что-то страстно сообщая прохожим, извозчик соскочил на землю и подобрал деньги.

Якимов не понимал, что говорит этот человек, но был потрясен его гневом. Он попытался бежать, но споткнулся, уронил чемодан и в ужасе прижался к стене. Извозчик не стал нападать на него, а вместо этого пошел за ним следом, громко топая, щелкая кнутом и вообще производя столько шума, что соседи выглядывали из дверей, чтобы узнать, что происходит. Госпожа Протопопеску и ее слуга наблюдали за ними с лестничной площадки.

— Сколько вы ему дали? — спросила она.

Якимов назвал цифру.

— Этого более чем достаточно.

Теперь на лице ее был написан настоящий гнев. Она воздела кулаки к небу и набросилась на извозчика с какой-то яростной тирадой на румынском. Тот остановился как вкопанный и медленно двинулся прочь, оборачиваясь, чтобы метнуть в Якимова ненавидящий взгляд. Увидев это, слуга кинулся ему вслед, пылая той же яростью, что и его хозяйка, тогда как сама она препроводила Якимова в квартиру.

— Дорогая моя, вы были великолепны, — сообщил он и уселся на кровать, чтобы отдышаться.

— Я сказала ему: да как ты смеешь оскорблять благородного человека! Так и надо обращаться с грязными крестьянами. — Она щелкнула пальцами, показывая, что вопрос решен. — Теперь деньги.

— Сегодня вечером, — пообещал он. — Когда придет дипломатическая почта, я схожу в миссию и заберу свое содержание.