Политическая трусость армейской верхушки — так называемых грандов — придавала смелость парламенту: не доверяя армии, страшась ее союза с лондонскими низами, Кромвель поспешил вывести ее за пределы столицы.
Перед нами парадоксальный феномен — всесилие и поразительное бессилие многотысячной армии перед ничтожным сборищем прожженных политиканов, верховодивших в обеих палатах парламента и творивших его политику в 1647 г. И причина этого заключалась не только в отсутствии единства в рядах самой армии — решающей организованной силы демократии в период, когда революция оказалась на распутье, но и в политической незрелости лидеров партии левеллеров — этих идеологических знаменосцев радикальной оппозиции в стране. Выражая интересы и устремления прежде всего ремесленников и мелких торговцев в городах и мелких сельских хозяев в деревне, левеллеры разделяли многие свойственные этим слоям предубеждения и иллюзии. К этому следует присовокупить узость социального и исторического кругозора, неустойчивость, идеализацию политических традиций, фетишизацию норм традиционного права. Со всеми этими чертами идеологии и политической практики левеллеров мы уже в определенной мере сталкивались, в частности прослеживая одиссею Лильберна до 1647 г., и в еще большей степени об этом будут свидетельствовать его слова и дела в грядущие годы. С дискуссией, развернувшейся на конференции в Пэтни осенью 1647 г., мы уже познакомились [120]
. В данном случае наше внимание будет сосредоточено только на одном вопросе: каковы те пределы, до которых левеллеры стремились довести общественный переворот в стране?Заметим для начала, что политическая риторика Лильберна давала весьма расплывчатый ответ на этот вопрос. В самом деле, провозглашавшиеся им условия обеспечения «свободы и прав общин Англии» в качестве конечной цели борьбы были крайне социально неопределенными и по своим границам размытыми, поскольку понятие «общины Англии» в восприятии различных общественных слоев наполнялось различным содержанием. Точно так же далеко не устоявшимися были представления Лильберна о наиболее пригодной для достижения провозглашенной цели форме правления. К лету 1647 г. только исходный для искомого ответа пункт был им установлен: поскольку парламент выродился в тиранию, он потерял право на власть, и последняя
Иными словами, последние вправе установить политический строй заново, не считаясь с традиционным. Очевидно, что между позицией в этом вопросе Лильберна, Овертона и других левеллеров, с одной стороны, и позицией Кромвеля и Айртона, исходивших из принципа сохранения наличного, основанного на традиции политического (монархического) строя, — с другой, различие было принципиальным. Вместе с тем Лильберн, как мы вскоре убедимся, в различных политических ситуациях давал отнюдь не однозначные ответы на вопрос: какое политическое устройство наилучшим образом обеспечит «свободу и права» граждан?
Во всяком случае на протяжении 1647 г. Лильберн поочередно надеялся то на палату общин — против тирании палаты лордов, то на армию — против выродившейся палаты общин и, наконец, — в полном отчаянии — на возвращение короля в столицу. Кстати, мимолетное настроение Лильберна не следует смешивать с политическими принципами. Столь длительное заточение в каменном мешке, равнодушие к его судьбе не только индепендентов в палате общин, но и верхушки армии, к которой он неоднократно обращался за помощью, приводили его в исступление. О том, сколь ошибочным было бы подобное смешение, свидетельствует реакция «агитаторов», не без влияния Лильберна узнавших о тайных контактах Кромвеля и Айртона с королем: «Почему офицеры превращают короля в идола?.. Почему они преклоняют перед ним колени и выслуживаются? Какой позор перед людьми! О, грех против господа! Как можно так вести себя с человеком, повинным в пролитии крови, утопающим в крови ваших самых дорогих друзей и соратников по самые уши и выше головы».
В конце сентября Лильберн опубликовал памфлет «Плуты разоблаченные», содержавший программу реформ, которую должна отстаивать армия. Если оставить в стороне совет чаще менять состав «агитаторов», так как «стоячая вода… со временем подвергается порче», то в нем содержались все те же требования: уничтожение монополий и десятины, перевод законов на английский язык, свободное и равное правосудие, отмена солдатских постоев. Это была своего рода программа-минимум, в которой основной конституционный вопрос о государственном строе был обойден.