Великая английская революция в портретах ее деятелей

5 июня в Ньюмаркете на общем смотре армии было принято торжественное обязательство не складывать оружия до тех пор, пока не будет обеспечено такое «установление общих и равных прав, свобод, которыми все смогут пользоваться в равной степени». 14 июня от имени «Новой модели» была опубликована «декларация», в которой значились ставшие знаменитыми слова: «Мы не являемся армией ландскнехтов, нанятых служить любой произвольной власти, но собрались, будучи вдохновленными декларациями парламента, призывавшими к защите справедливых прав и свобод, как наших собственных, так и народа».

В этот период решающую роль в делах армии играл не Военный совет, а Совет армии (в состав которого входило помимо высших офицеров по два представителя от «агитаторов» и по два офицера от каждого полка [119]). Однако вскоре после приезда в армию Кромвеля дала о себе знать вся мера расхождения интересов «агитаторов», с одной стороны, и высших офицеров (так называемых шелковых индепендентов — грандов) — с другой.

Будучи хорошо осведомленным о положении дел в армии и в Лондоне («связные» между левеллерами столицы и армией посещали его регулярно), узник Тауэра Лильберн побуждал «агитаторов» действовать самостоятельно и решительно. И его призывы не оставались без последствий. 15 июня Совет армии потребовал удаления из парламента 11 ведущих пресвитериан — членов палаты общин. 22 июня Лильберн умолял Кромвеля во имя его жизни двинуть армию на Лондон, где «друзья» помогут ему «заполучить» указанных лиц. Однако Кромвель все еще стоял на почве «конституционных действий»: он слишком опасался армии, в которой столь большим влиянием пользовались «агитаторы», чтобы ей доверить положение дел в столице, где к тому же царило сильное брожение в низах. Его не могло не настораживать, сколь близко к сердцу «агитаторы» принимали судьбу Лильберна и его соратников, требуя их немедленного освобождения.

1 июля Лильберн снова направил Кромвелю письмо, полное упреков и возмущения: «Вашими бесчестным коварством и ловкими приемами Вы лишили честных и мужественных агитаторов их власти и силы». Если не будут приняты срочные меры, «чтобы я смог лицом к лицу изложить мои мысли», Лильберн угрожал возглавить восстание своих «друзей», которые освободят его силой. Это был прямой вызов и ультиматум: «Я жду положительного и удовлетворительного ответа самое большее в течение четырех дней».

16 июля на собрании Совета армии «агитаторы» снова потребовали похода армии на Лондон, освобождения Лильберна и выплаты ему материального ущерба. Однако Ферфакс и Кромвель снова этому воспротивились, и это неудивительно. Позиция Лильберна и «агитаторов» в этот момент заключалась в том, что «несправедливые, тиранические и неправедные» действия парламента освободили подданных от обязанности повиноваться ему и настало время для тех, кого парламент представляет, перейти к прямым действиям для защиты своих свобод.

Позиция же Кромвеля и его окружения, наоборот, диктовалась страхом перед подобными действиями, и поэтому гранды все еще усматривали в парламенте «единственную законную власть» в стране, а переговоры с ним, точнее, уговоры его — единственным способом решать политические проблемы.

В те дни Лильберн обратился к Ферфаксу с письмом, в котором писал: «Если Вы что-то намерены предпринять для меня, то делайте это быстро и энергично, ибо погибнуть я не могу и не хочу… и если ничто не может подействовать на обе палаты (парламента), кроме моей беспричинной гибели, то я буду вынужден обратиться ко всем общинам Англии и солдатам Вашей армии и сделаю все что в моих силах, чтобы перерезать их тиранические глотки, если даже я погибну вместе с ними».

Тем временем для подкрепления требований об удалении 11 наиболее одиозных пресвитериан из палаты общин армия начала свое движение к Лондону. Известие об этом немедленно возымело свои действия, поименованные лица (Голльз, Стэлтон и др.) покинули палату общин, и снова армия остановилась. Когда же пресвитериане Сити 26 июля предприняли попытку своего рода государственного переворота, приведя в боевую готовность милицию и силой заставив парламент проголосовать за немедленное приглашение короля в Лондон (за которой и последовало бегство 57 коммонеров во главе со спикером и 8 пэров в расположение армии), Ферфакс и Кромвель решились наконец на «антиконституционный» шаг: 6 августа армия вступила в Лондон, не встретив сопротивления. Но и после этого парламент бросил вызов армии, отказавшись одобрить ее действия. 29 августа, оставив военный отряд в Гайд-парке и расположив солдат снаружи парламента, Кромвель заставил наконец палату общин санкционировать действия армии, 7 пресвитериан — членов парламента бежали из страны, один был арестован. И хотя позиции индепендентов в парламенте вследствие этого укрепились, его политика по отношению к левеллерам нисколько не изменилась — их лидеры все еще оставались в тюрьме.