Но вскоре в мемуарах и первых французских работах о 1812 г. останется только подвиг Коленкура. Об этом напишут Водонкур и Бертезен, Фэн и Деннье, Сегюр и Рапп, Боссе и Лежен, и многие другие. История о Коленкуре и славных кирасирах 5-го полка (исключение составит только Кастелан; в его дневнике будет фигурировать 8-й кирасирский полк), которые захватили редут, «перебив гарнизон палашами» (Боссе), станет «обязательным» эпизодом в воспоминаниях и работах участников сражения, превратившись в некий символ военной Франции. «Новый Деций, Коленкур, лишается жизни посреди торжества, столь нового для кавалерии», – напишет Пеле. «Честь 5-му кирасирскому полку, – воскликнет он далее, – завещавшему французской кавалерии этот славный пример, плодотворный зародыш новых подвигов!»[1881]
С 1823 г., когда вышла первая основательная французская работа о русской кампании – книга Шамбрэ, версия о захвате батареи Раевского кирасирами Коленкура оказалась освящена уже историографической традицией. О воинах 4-го кавалерийского корпуса Шамбрэ предпочел хранить полное молчание. Правда, позже, в работе Тьера, вновь будет упомянут и 4-й корпус, который оказал поддержку 2-му, но не более. Французские историки ХХ в. не будут делать даже и этого. Последним примером стала книга Уртуля, который с помощью ссылок на служебные дела кирасирских офицеров попытался окончательно завершить уже почти двухвековой спор в пользу французской версии. Так, в деле адъютанта бригадного генерала Бомон де Карьера из дивизии Ватье лейтенанта Девэн де Фонтенэ было сказано, что он вошел в «большой редут» одним из первых и был там ранен. В делах 7 офицеров из 5-го кирасирского – что они получили раны штыками. Наконец, в делах 6 офицеров из 8-го кирасирского (в том числе и у полковника Гранжана) отмечено, что они ранены в «большом редуте»[1882]
.Тем не менее, помимо «официальной французской версии» захвата «большого редута», существует, по меньшей мере, еще две. Одна из них – «саксонская» – формировалась постепенно. Появление ее следует отнести к рапорту генерала Тильмана саксонскому королю Фридриху Августу от 11 сентября 1812 г. Генерал свидетельствовал, что именно его кавалеристы взяли «большой редут» и, хотя они были сразу взяты во фланг неприятельской кавалерией, смогли удержаться «в укреплении и рядом с ним, пока его не смогла занять приближавшаяся беглым шагом французская пехота». В укреплении было захвачено 10 двенадцатифунтовых орудий[1883]
. В 1821 г. о взятии «большого редута» саксонской кавалерией написал бывший штабной офицер из 21-й пехотной дивизии 7-го корпуса Церрини ди Монте Варчи. Хотя он и не ставил своей задачей оспорить «французскую» версию, но из его материалов неопровержимо следовал вывод, что именно солдаты Тильмана завладели батареей Раевского. Тот же вывод следовал и из воспоминаний секунд-лейтенанта из корпуса Латур-Мобура, бывшего одно время ординарцем Мюрата, В. А. Буркерсроды, вышедших в 1846 г.[1884]Совершенно иной характер носила книга Рот фон Шрекенштайна, в 1812 г. младшего лейтенанта «полка Цастрова» и ординарца Тильмана, а к моменту написания работы – генерала и командира корпуса. Сопоставляя собственные воспоминания с вышедшими к тому времени иными материалами, Рот фон Шрекенштайн пришел к выводу, что атака дивизии Ватье, которая завершилась смертью Коленкура, была совершенно неудачной. Причем атака была направлена на северный фланг батареи, а не на южный, как традиционно полагали. С южного склона, как утверждал автор, серьезной борьбы с русской пехотой, от пуль которой и погиб Коленкур, не было[1885]
.Из книги однозначно следовало, что батарея была взята исключительно саксонцами, и прежде всего кавалерией Гар дю Кор. Рот фон Шрекенштайн, не скрывая обиды и возмущения, писал о том, как немецкие герои были несправедливо забыты французским командованием, приписавшим всю славу кирасирам Коленкура. Вероятно, на основе каких-то устных рассказов, без сомнения легендарных, автор привел следующий эпизод. Бертье, увидев в подзорную трубу, как саксонские кавалеристы взяли редут, немедленно сообщил об этом рядом стоявшему Наполеону. Император сам направил трубу на слабо видимый редут и, заметив пару синих мундиров, возможно польских кирасир, возразил: «Это не так; они в синих колетах: это мои кирасиры». После этого, отмечал автор, 18-й бюллетень и создает профранцузскую легенду о Коленкуре, развитую позже в поэтических сценах Сегюра и даже закрепленную в работе Шамбрэ[1886]
.