Возможно, что 3-й кавалерийский корпус нес меньшие потери от русского огня, чем 2-й и 4-й, но его солдатам так не казалось. Уже в первой половине дня снаряды с «большого редута» стали достигать рядов 3-го кавалерийского корпуса. «Несколько орудий вражеского редута, – вспоминал Комб, – огонь которого был в основном направлен на артиллерию, стоявшую на нашем правом фланге, обстреливали и нас. Все ядра рикошетом попадали в наши ряды, и мы ожидали их с саблями на плече. Мы оставались в этой ужасной позиции в течение 6 часов»[1864]
.«Моя артиллерия, – пишет Гриуа, – серьезно пострадала, и вскоре два орудия были выведены из строя; большое число людей и лошадей убито. В это время генерал Груши со своим штабом подъехал на край оврага, позади меня, и я был позван к нему. Не успел я приблизиться, как враг обстрелял нашу группу и тотчас же многочисленные ординарцы и офицеры штаба были убиты или ранены картечью; лошадь генерала Груши, пораженная пулей в грудь, упала, придавив своего хозяина, которого мы посчитали мертвым, но который отделался только сильной контузией. В тот же момент ординарец артиллерии, который был со мной, был ранен в шею картечной пулей. Огонь и с той и с другой стороны продолжался с живостью…»[1865]
Ядром с «редута» был смертельно ранен командир 1-го баварского шеволежерского полка бригады Домманже дивизии Шастеля полковник граф К.Х.Г.Ф. Зайн-Витгенштайн. Художник А. Адам, возможно бывший где-то неподалеку, запечатлел, как солдаты, бережно перенеся полковника немного в тыл и укрыв его плащом, склонились над его телом.Пехота вице-короля страдала от огня значительно меньше, чем артиллерия, но «досталось» и ей. Рот фон Шрекенштайн видел слева от себя, как одна граната попала даже в оркестр французской пехоты (вероятно, дивизии Жерара), после чего оставшиеся оркестранты разбежались в стороны[1866]
.С 11 до 3 часов дня, когда еще не начался последний штурм Курганной высоты, французская кавалерия предприняла ряд атак. Проходили они нерешительно, как бы «прощупывая» русскую линию. Еще до полудня бригада Бёрманна атаковала русские войска южнее Курганной высоты (вероятно, пехоту Е. Вюртембергского), но была отбита и бросилась назад, преследуемая русской кавалерией (вероятно, драгунами Крейца). Всадники Бёрманна в беспорядке понеслись на левый фланг войск Пажоля. Увидев это, Пажоль бросился в середину убегавших, частью смог их остановить и «быстро привел в чувство генерала Бёрманна, приказав ему возобновить атаку». Всадники Бёрманна, развернувшись, контратаковали русских драгун. Артиллерия Серюзье существенно помогала[1867]
. Русская кавалерия отступила, но затем вновь двинулась вперед, угрожая новой атакой. Пажоль, который внимательно наблюдал за этими передвижениями, был готов отдать приказ своей кавалерии об атаке. Однако Мюрат, который также видел приближение русской кавалерии, приказал Пажолю не двигаться вперед, но дать возможность пройти атаке тяжелой кавалерии 2-го корпуса. Судя по воспоминаниям Био, вперед двинулись два полка карабинеров при поддержке трех эскадронов улан. За выдвижением первых особенно внимательно наблюдал генерал Ларибуазьер, только что переехавший овраг со своим адъютантом Плана де ла Файе. Завидев генерала, из рядов 1-го карабинерного полка выехал его сын Фердинанд. Он быстро пожал руку отцу и успел только сказать ему «с очень оживленной радостью»: «Мы идем в атаку». Французская тяжелая кавалерия, вероятно, отбросила русских драгун, но затем, столкнувшись с прочно стоявшей пехотой, смешалась и отступила[1868].Возможно, но маловероятно, что севернее батареи Раевского в атаку ходили и кавалеристы 3-го кавалерийского корпуса (об этом пишет только Рот фон Шрекенштайн, который легко мог принять отражение Платова и Уварова за действия французской кавалерии на южных берегах Колочи).
В начале одинадцатого в ставке Наполеона узнали о тяжелом ранении генерала Монбрёна. Наполеон, бросив взгляд на свиту, стоявшую сзади, и заметив О. Коленкура, подозвал его и передал командование 2-м кавалерийским корпусом. «Действуйте, как вы действовали при Арсобиспо», – сказал ему император, напомнив эпизод войны в Испании, о котором мы уже писали[1869]
. Бертье здесь же подготовил письменный приказ, а Огюст Коленкур подошел к своему брату, пожал ему руку и сказал: «Дело столь жаркое, что я не надеюсь увидеть тебя снова. Мы одержим победу, или я буду убит». Огюст быстро ускакал, сопровождаемый своим адъютантом, а его брат остался с тяжелым чувством приближавшегося несчастья[1870].Трудно сказать с определенностью, имел ли в виду Наполеон, упоминая об Арсобиспо, план взятия «большого редута» кавалерией с тыла. Возможно и то, что фраза, сказанная императором О. Коленкуру, была позже просто домыслена обер-шталмейстером. Однако очевидно, что, имея 10 тыс. боеспособной кавалерии и только около 20 тыс. пехоты, которые можно было использовать для взятия «большого редута», император неминуемо должен был отдать главную роль своим всадникам.