Великая и священная война, или как Первая мировая война изменила все религии

Лютеране же были по-прежнему верны своим взглядам на войну, которые у них сформировались в августе 1914 г., они крайне поражались предательской слабости, которую проявляли другие. Для милитаристов символом мужества и веры в победу стал Мартин Лютер, который являлся теперь для них настоящим мессией. Немецкие церкви всегда уважали Лютера, но чрезмерное преклонение перед ним достигло апогея в 1871 г. Именно в это время самые известные ученые Германии проделали огромную работу, чтобы вновь воскресить его непреходящее значение для немцев. Известный немецкий историк Карл Холл так преуспел на поприще превознесения Лютера, что стал в один ряд с известными учеными Тюбенгенской школы библейской критики. Учеником Холла в университете Берлина был Эммануэль Хирш, который учился также и под началом фон Гарнака. Эммануэль Хирш был ярым защитником мистического философского учения Сёрена Кьеркегора, но больше всего он прославился как основатель нового интеллектуального общественного движения, занимающегося наследием Мартина Лютера. И Холл, и Хирш были главными разработчиками новых правовых основ, на которых будут строиться отношения между государством и церковью в будущей Германии[260].

К 1914 г. Мартин Лютер являлся центральной темой религиозно-националистической пропаганды, считавшей его родоначальником нового христианства. Апологеты Лютера считали его новым мессией, который открыл немцам истинное учение Иисуса Христа. Как только государство восприняло идеи Мартина Лютера, сразу же образовалось единое немецкое государство, преследующее цель, — исправить историческую несправедливость, которую позволили в отношении немцев другие государства. Для всех немецких патриотов гимн Лютера «Бог — наш оплот» стал вторым государственным гимном[261].

Одним из известных лютеранских богословов, выступавшим за милитаризм был Рейнгольд Зееберг. Его книга «Фундаментальные истины христианской религии» оказала мощнейшее влияние на англо-американское богословие. Именно он в 1915 г. написал «ходатайство интеллектуалов», которое стало своего рода манифестом различных ученых, требовавших от своего правительства пересмотреть границы Германии. Конечно, этот опус не был единственным. В течение 1917 г. некоторые консерваторы, подобно Холлу, возмущались медлительностью реакции церковных лидеров на немецкую подводную кампанию, среди них было много защитников ультраправых патриотов. Сам Холл присоединился к противникам войны и выступал за мир без аннексий и контрибуций[262]

.

Востребованность Мартина Лютера как никогда стала актуальной. Его исторический акт в городе Виттенберге 31 октября 1517 г., отмечаемый на протяжении несколько столетий протестантами, стал общегосударственным праздником. Теперь его отмечали проведением различных культурных мероприятий с чтением лекций, а кульминацией всего праздника был многочасовой фестиваль в Виттенберге. Утверждение в Германии праздника в честь Мартина Лютера совпало по времени с третьим ожесточенным сражением на Ипре, в котором немцы понесли самые большие потери за всю войну[263].

Абстрагируясь от разного рода академиков и лидеров церквей, популяризация наследия Мартина Лютера и его самого довели простого обывателя до махрового национализма и жестокого антисемитизма. Проповедники праздновали величие «немецкого духа» в августе 1914 г., когда народ, церковь и государство были снова едины, как в былые времена.

Политологи восхваляли немецкую армию, представляемую народу на парадах и праздниках. Торжественными событиями в стране были отмечены первые ее победы в Италии и Галиции.

Пропагандисты всегда делали особый акцент на молодом немецком христианине, за которым теперь будущее Германии. Пастор Теодор Нолл в своей проповеди, посвященной Мартину Лютеру, восклицал: «Лютер — наш товарищ по оружию, наш солдат». Данный акцент создавал напряженные отношения протестантов с немецкими католиками, у которых были свои веские причины выступать за национальные интересы Германии[264].

Торжество в Виттенберге дало немецкой армии импульс к проявлению своего воинственного духа в войне. Политологи отмечали особое значение Виттенберга для немцев, так как именно здесь Мартин Лютер обозначил границу, за которой власть императора больше не распространялась. Они приводили его знаменитые слова: «На том стою и не могу иначе». Для всех немцев теперь все разговоры о каких-либо компромиссах с Римским папой или американским президентом стали не только неуместны, но и преступны.

Немецкая Евангелическая Уния также была солидарна с такой трактовкой влияния Мартина Лютера на немцев и поддержала общее настроение в стране. Они отклонили все требования американского правительства как неприемлемые для Германии. Таким образом, Мартин Лютер «убедил» Германию в 1918 г. продолжать войну до победного конца[265].