Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

К тому же либеральная альтернатива общинному коллективизму еще дальше от всеобъемлющей свободы: «Скажет: община стесняет свободу личности. Это старая сказка. Что такое свобода, независимость, длинная инициатива? Для практиков это устланный розами путь в бездонную пропасть... Свободен ли безземельный наемник, брошенный на произвол стихийного, т.е. бессмысленного и безнравственного закона спроса и предложения труда?.. Личная инициатива возможна в экономическом порядке вещей только для собственника. Бойтесь же прежде всего и больше всего такого общественного строя, который отделит собственность от труда. Он именно лишит народ возможности личной инициативы, независимости, свободы»¹⁴⁴. Личная свобода без социально-экономической - просто фикция, по мнению Михайловского и других народников. Но и хозяйствование без личной свободы - та же животная беспросветность. «В ней нет свободы, а без свободы всякое общественное движение немыслимо»¹⁴⁵

, - писал М. А. Бакунин об общине. Но это не мешало ему считать общинную организацию моделью социалистического устройства, а русский народ - стихийным социалистом. Общину необходимо было во что бы то ни стало соединить с сознательной свободой культурно развитой личности.

Герцен писал об общине: «Ее экономический принцип - полная противоположность знаменитому положению Мальтуса: она предоставляет каждому место за своим столом»¹⁴⁶. Народники искали спасения России от социальных проблем, включая мальтузианские, не в общине как реальности, а в общине как модели.

Народники не были противниками технического прогресса как такового, их не устраивала капиталистическая форма его осуществления. Михайловский писал о возможностях, которые открывала перед человечеством «система наибольшего производства»: «Пока система наибольшего производства только освобождала личность, разбивая узы цехов и монополий, на нее возлагались всяческие надежды, а по мере того, как стал обнаруживаться ея двусмысленный характер, ея стремление заменить одни узы другими - надежды стали ослабевать. Старые узы оказались в некоторых отношениях сноснее новых потому, что они все-таки гарантировали личность от бурь и непогод. Явилась мысль применить их старые принципы к требованиям нового времени...»¹⁴⁷

То есть народники не зовут назад, они просто предлагают в условиях «нового времени» использовать и все полезное, что можно унаследовать от прошлого.

Н. Русанов, подытоживая народнические исследования экономического развития, утверждал: «капитализм развивается у нас почти исключительно как форма эксплуатации (ростовщической, кулацкой, скупщицкой), а не как форма национального производства...» Крупные промышленные центры существуют лишь в нескольких местах, говоря современным языком - анклавах. Когда крестьянин разоряется, он, вопреки марксистской схеме, обычно направляется не на фабрики, а «бредет куда попало»¹⁴⁸. Народнический экономист критикует не фабрики, а российский капитализм.

Давыдов видит причины кризиса экономической системы в государственном патернализме, боязни просвещения со стороны власти и в искусственном сохранении и поддержании общинных отношений в деревне¹⁴⁹. В двух первых пунктах он идет вослед народникам, которые также выступали против государственной опеки (а частью были просто анархистами) и жаждали просвещения, много делали для него, встречая сопротивление самодержавия. Так что принципиальное разногласие между народничеством и либерализмом (в данном случае в лице Давыдова) одно - народники выступали против искусственного разрушения общины в интересах капитализма.

Еще одна претензия Давыдова: «Народническая интерпретация проблемы потребления российской деревни в отечественной историографии, в русле которой идет С. А. Нефедов, попросту игнорирует наличие в стране продовольственной системы, гарантирующей нормальное питание населения в голодные годы»¹⁵⁰

.

Но дело в том, что народники были современниками этой «гарантирующей» системы, и им был известен «секрет Полишинеля» - она ничего не гарантировала. Ведь эта система существовала ив 1891 г., но не спасла крестьян от голода. Или считать питание голодающих крестьян «нормальным»?

Позднее ситуация несколько улучшилась, но даже после 1905 г. и начала столыпинских реформ часть крестьянства голодала, и система государственной помощи, как мы видели, была недостаточна.

Впрочем, когда Давыдову нужно выяснить, как обстояли дела в сельском хозяйстве, а не в выдуманном «народничестве», он обращается к народническому автору Н. П. Огановскому и вполне с ним соглашается.