Великие судьбы русской поэзии: XIX век

После обеда, в шестом часу противники съехались у подошвы Машука справа от дороги, ведущей из Пятигорска в Шотландскую колонию. Грустный намёк, что поэту суждено отправиться к праотцам. Лермонтов выстрелил в воздух, а затем, после тщательного прицеливания, на условленных двенадцати шагах был убит наповал своим школьным товарищем. Пуля, которая могла бы только скользнуть по телу, наткнулась на золотой ободок и рикошетом прошила оба лёгкие поэта насквозь. Убийственно сработавший талисман оказался последним звеном в цепи пагубных суеверий, из которых первые два – Петербургская гадалка и монетка, упавшая в Ставрополе решкой. Столь чуткий к поэтическому слову, Лермонтов оказался глух к предостережениям Господа, воспрещающего обращаться к гаданиям, а также полагаться на дело рук человеческих.

Беспечные секунданты, рассчитывавшие, что дуэль между давними друзьями обернётся примирением и весёлой попойкой, не позаботились ни об экипаже, ни о присутствии доктора. И вот теперь пришлось Монго-Столыпину и Глебову отправляться в Пятигорск за повозкой, а Трубецкой и Васильчиков остались при убитом и насквозь промокли, ибо сразу после смертельного выстрела разразилась необыкновенной силы гроза.

Похоронили Михаила Юрьевича на небольшом Пятигорском кладбище. Местный протоирей Александровский был оштрафован на 25 рублей, хотя никакого обряда в данном случае не совершал, но и сопровождать тело убитого на дуэли священнику не полагалось. Зато случилось так, что поручика Лермонтова в его последний путь несли на руках офицеры всех четырёх полков, в которых он служил: лейб-гвардии Гусарского, Нижегородского драгунского, Гродненского гусарского и Тенгинского пехотного.

Когда умирает молодой человек, возникает ощущение незавершённости пути, ибо его конец почти сливается с началом. Жизнь представляется оборванной на полужесте, полуслове, полувзгляде. Михаил Юрьевич Лермонтов не успел вполне обозначить своего зрелого возраста, дистанцироваться от легкомысленной, взбалмошной, а в чём-то иногда и порочной юности, как это было дано, скажем, Пушкину.

И всё же превращение разбитного и циничного донжуана в серьёзного и глубокого писателя произошло. А случилось оно где-то на рубеже между двумя встречами Лермонтова с Белинским: Пятигорской – в 1837 году и Петербургской – в 1840-м. Виссарион Григорьевич посчитал, что в первый раз Михаил Юрьевич укрылся от него за насмешливой маской светского фата, а потом предстал уже в подлинном виде. Великий критик, вероятно, не учёл, что три года, разделяющие эти два события, были очень существенным этапом краткой по срокам, но интенсивной по чувствам и мыслям жизни поэта, этапом на его пути к самому себе.

Чем же оказалась для Лермонтова его последняя дуэльная история? Как это часто бывает, именно встреча с давними друзьями воскрешает в человеке уже преодолённое и теперь не актуальное, и человек начинает сбиваться на прежнее, ибо ещё не успел включить прошлое в свою новую, более зрелую форму взглядов и отношений. Он как бы ощущает некую эйфорию и экзальтацию упразднённого времени. Вот и Михаил Юрьевич принялся школьничать со своим давним товарищем «мартышкой» совершенно в юнкерском духе. А тот, натура слишком заурядная, уже давно отошёл от своего детства, посолиднел, ороговел. Не понял и не принял этих мальчишеских шуток, но посмотрел на своего бывшего товарища уже вполне отчуждённо, оскорбился, вызвал его на дуэль и убил.

Комиссия военного суда в Пятигорске приговорила и убийцу Лермонтова, и секундантов к лишению чинов и прав состояния. Но высочайшая конфирмация, последовавшая от государя, оказалась куда более снисходительной к этому преступлению: «Майора Мартынова посадить в крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию, а титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению к полученной им в сражении тяжёлой ране». Что касается Монго-Столыпина и Трубецкого, их участие в поединке секунданты, посовещавшись, решили скрыть. Монго-Столыпин уже фигурировал по делу о дуэли с Барантом, а Трубецкой приехал на воды без разрешения. Им грозили более строгие взыскания.

Командующий Кавказской линией генерал-адъютант Граббе на донесение по поводу следствия о дуэли ответил: «Несчастная судьба у нас, русских. Только явится между нами человек с талантом – десять пошляков преследуют его до смерти». К словам Граббе можно добавить разве что ещё и ту грустную истину, что поэтов в России во все времена убивали вполне безнаказанно.