В этом описании личности Тютчева не означена, пожалуй, только одна из его существенных особенностей – отсутствие мотивов к жизни и поэтому постоянная потребность ощущать на себе чью-то любовь и зажигаться от чужого чувства. Темпераментная до истеричности Денисьева подходила на эту роль более чем всякая другая. Вот почему именно ей и было суждено стать последней любовью поэта.
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
В 1850 году новый владелец «Современника» Николай Алексеевич Некрасов опубликовал в своём журнале статью, в значительной мере посвящённую разбору давнишней подборки Тютчева «Стихотворенья, присланные из Германии», объявив её автора первостепенным талантом и перепечатав все 24 стихотворения, обнародованных Пушкиным. Это событие несколько гальванизировало едва-едва теплящееся в поэте сознание авторского долга и даже подвигло его на некоторую, правда минимальную, издательскую активность. Что-то из своих стихов он посылает в журналы, а в 1852 году была начата подготовка отдельной книжки. За дело взялся муж сестры Фёдора Ивановича, издатель литературного сборника «Раут». Однако до конца его не довёл и книжку не выпустил. Этот Гераклов подвиг суждено было совершить другому человеку – Ивану Сергеевичу Тургеневу.
Один из активнейших сотрудников «Современника», Тургенев близко сходится с Тютчевым, привлечённый умом, талантом и политическим кругозором поэта. Однако же кроме несомненного удовольствия, которое находил он в этом общении, Иваном Сергеевичем руководила и более узкая, более прагматичная цель. Замечательный подвижник русской литературной славы, открывший для Европы Пушкина и Льва Толстого, ставший первым и весьма усердным издателем Фета, возымел он желание совершить и наитруднейшее деяние – вымолить у Тютчева позволение на выпуск его стихов. И было это тем более сложно, что и обыкновенное напоминание об его поэтическом даре Фёдор Иванович переживал крайне болезненно, вероятно оттого, что по причине лени и рассеянного образа жизни не находил в себе ни желания, ни сил следовать своему призванию.
Возможно, что смущала поэта и притча о зарытом таланте, ибо поэзия была для него только способом коротать время вдороге и оживлять минуты вынужденного одиночества. Подлинным его творчеством была обыкновенная беседа, разговор. Там, в светских гостиных и аристократических салонах, среди заворожённого, очарованного его речами общества обретал Тютчев милый его сердцу успех. Все обольщения авторского самолюбия бледнели перед этими реальными в духе античных ораторов триумфами. Если для писателя необходимейшим условием является способность воспламеняться уже при виде чистого листа бумаги, то Фёдора Ивановича вдохновляла светская толпа, теснящаяся вокруг в надежде поживиться свежим, глубоким суждением или меткой остротой. А сам акт написания слов и фраз был ему физически противен, ибо не имел ничего общего с отрадным его сердцу священнодействием.
Мудрый Тургенев именно через общение и помышлял добиться своего. Даже проницательная Эрнестина Теодоровна не разглядела в Иване Сергеевиче его издательской корысти. Вот её описание встреч писателя с поэтом: «Если г. Тургенева не трогают чары его дочерей, то в их отца он положительно влюблён. Папа и он – лучшие друзья; встретившись, они проводят целые вечера один на один. Они так хорошо соответствуют друг другу – оба остроумны, добродушны, вялы и неряшливы».
Но не только разговорами да беседами расположил Тютчева к себе Тургенев. Фёдора Ивановича несомненно привлекал в нём и незаурядный писатель. Вот его отзыв о «Записках охотника»: «Редко встретишь в такой мере и в таком полном равновесии сочетание двух начал: чувство глубокой человечности и чувство художественности». А разве такая оценка не применима к стихам самого Тютчева?