А се тружахъся ловы дея, понеже седох в Чернигове, а и-Щернигова вышедъ и д[о сег]о{33}
лета по сту уганива[л]{34} и имь даром всею силою[335], кроме иного лова, кроме турова[336], иже со отцемь ловилъ есмъ всякъ зверь. А се в Чернигове деялъ есмъ: конь диких своима рукама связалъ есмь в пущах 10 и 20 живых конь, а кроме того иже по рови[337] ездя ималъ есмъ своима рукама те же кони дикие. Тура мя 2 метала на розех и с конемъ. Олень мя одинъ болъ, а 2 лоси: одинъ ногами топталъ, а другыи рогома болъ. Вепрь ми на бедре мечь оттялъ, медведь ми у колена подъклада укусилъ, лютый зверь[338] скочилъ ко мне на бедры и конь со мною поверже — и Богъ неврежена мя съблюде. И с коня много падах, голову си розбих дважды, и руце и нозе свои вередих, въ уности своей вередих, не блюда живота своего, ни щадя головы своея.Еже было творити отроку моему, то сам есмь створилъ дела на воине и на ловехъ, ночь и день, на зною и на зиме, не дая собе упокоя. На посадники не зря, ни на биричи[339]
, сам творилъ, что было надобе, весь нарядъ, и в дому своемь то я творилъ е[с]мь{35}. И в ловчих ловчии нарядъ сам есмь держаль, и в конюсех, и о соколов, и о ястрябех тоже. И худаго смерда и убогые вдовице не далъ есмь силным обидети; и церковнаго наряда и службы сам есмь призиралъ. Да не зазрите ми, дети мои, но{36} инъ кто прочетъ: не хвалю бо ся, ни дерзости своея, но хвалю Бога и прославьляю милость Его, иже мя грешнаго и худаго селико лет сблюд от техъ часъ смертныхъ и не ленива мя былъ створилъ худаго, на вся дела человечьская потребна.Да сю грамотицю прочитаючи, потъснетеся на вся дела добрая, славяще Бога с святыми Его. Смерти бо ся, дети, не боячи, ни рати, ни от звери, но мужьское дело творите, како вы Богъ подасть. Оже бо язъ от рати и от звери и от воды, от коня спадаяся, то никто же вас не можеть вредитися и убити, понеже не будет от Бога повелено. А иже от Бога будет смерть, то ни отець, ни мати, ни братья не могуть отьяти. Но оче{37}
добро есть блюсти, Божие блюденье леплее есть человечьскаго.Поучение
Перевод
Я, худый, дедом своим Ярославом, благословленным, славным, нареченный в крещении Василием, русским именем Владимир, отцом возлюбленным и матерью своею — Мономахи...[340]
...и христианских ради людей, ибо сколько соблюл их по милости своей и по отчей молитве от всех бед. Сидя на санях[341]
, помыслил в душе своей и похвалил Бога, который меня, грешного, до этих дней сохранил[342]. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку[343], не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет её в сердце своё и не лениться будет, но трудиться. Прежде всего, Бога ради и души своей, страх Божий имейте в сердце своём и милостыню творите неоскудевающую, ибо это — начало всякому добру. Если же кому не люба грамотка сия, то пусть не посмеются, но так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безлепицу[344] молвил.Ибо встретили меня послы от братии моей на Волге и сказали: «Присоединись к нам: выгоним Ростиславичей[345]
и волости их отнимем. Если же не пойдёшь с нами, то мы сами по себе будем, а ты сам по себе»[346]. И сказал я: «Хотя и гневаетесь вы, не могу ни с вами идти, ни креста преступить». И, отпустив их, взял Псалтирь, в печали разогнул её, и вот что открылось мне[347]: «Что печалишься, душа, что смущаешь меня?»