Великий князь

Учитывая тот факт, что за надежность возможного писаря отвечать будет именно Бутурлин (причем головой), не приходилось и сомневаться, что последний серьезно приналяжет на чистописание. Легкий шелест бумаги, пара минут молчания, после чего наследник трона Московского вновь поморщился:

– Опять пружины замков!..

«Кремневые дешевле и проще, колесцовые сложнее, но надежнее. М-дя, надо подумать, что можно сделать с этими чертовыми пружинами. Может, пустить на них тигельную сталь?[65] Все одно надо расширять ее производство…»

– Всё?

В ответ дворянин старомосковского рода выложил на стол тоненькую стопочку докладов от наставников будущего Опричного войска и парочку челобитных от их бедных учеников, после чего коротко поклонился.

– Отдыхай.

После ухода ближника в покоях надолго воцарилась тишина – до тех пор, пока царевич не закончил практиковаться в испанском языке, разбирая все то, что написал ему капитан Хосе Эстебан Ласкано, старший наставник будущих командиров Опричного войска. Сей благородный идальго знал все о правильном пехотном строе, являлся отличным специалистом в деле убийства ближнего и дальнего своего, но главное – имел хорошие задатки педагога-садиста, гоняя своих подопечных без малейшей жалости и любых поблажек. В этом ему изрядно помогало умение сквернословить и богохульствовать на всех европейских языках, короткий посох, которым он совсем не стеснялся пользоваться, а также общество другого идальго по имени Франсиско Амадор Перальта. Который, в свою очередь, наставлял в воинских искусствах будущих кирасир[66]. Кстати, этот прекрасный наездник и рубака считал ниже своего достоинства охаживать нерасторопных bastardo[67] и cabron[68] какой-то там простонародной палкой, используя вместо нее свой любимый палаш, к счастью, не вынимая при этом его из ножен. Также в почете у дона Франсиско были затрещины, но их он употреблял редко и исключительно по веской причине. Потому что ни на минуту не забывал, что его ученики набраны среди безземельных идальго, для которых одно дело получить по хребтине благородным клинком и совсем другое – принять кулачное «благословение», оскорбительное вне зависимости от того, насколько тяжела была провинность.

«Ну что же, все как обычно – просят еще пороха и свинца и увеличить винное довольство. На спирт, что ли, этих испанских алконавтов перевести? Или специально для них водку изобрести? Так хлипкие они по этой части, загнутся или сопьются. М-да, надо бы заехать на неделе, поглядеть на опричников».

– Господин мой.

Глянув на верную челядинку, царевич разрешающе кивнул, потому что еще до ее прихода увидел в Передней знакомые Узоры княжича Скопина-Шуйского и девицы Есфирии Колычевой, служащей Аптечного приказа.

– Долгие лета государю-наследнику Димитрию Ивановичу!..

Первым с коротким поклоном поздоровался родовитый юноша, за ним проговорила положенные славословия не очень родовитая, зато вполне пригожая девица в «свадебном» возрасте, отягощенная большим коробом из обыкновенного липового лыка.

– Показывайте.

Пока государственный алхимик Колычева ставила на стол свою ношу и снимала крышку, наследник суздальских князей шагнул к Старицкому и тихо обронил:

– Сочувствую.

Тем временем хозяин кабинета взял в руки серо-коричневый брусок непонятно чего и внимательно его осмотрел.

– С ромашкой?

– Да, мой господин.

Короткая фраза, но сколько же интересного в ней прозвучало для пятнадцатилетнего князя!.. Во-первых, царевич благоволил бойкой девице, раз позволил ей так обращаться к себе. Во-вторых, сама Есфирия явно жаждала внимания и похвалы своего… учителя? Ведь будущих государственных алхимиков наставляли в этом сложном искусстве голова Аптекарского приказа дворянин Аренд Клаузенд и лично государь-наследник Димитрий Иванович.

– Репейник и зверобой, мой господин!..

Родственник правящей династии где-то с год назад слышал побасенку о том, как две лучших ученицы царского аптекаря прямо во время занятий устроили меж собой знатную склоку – с визгом-писком, выдиранием волосьев и расцарапыванием щек. Две дюжины розог каждой утихомирили вражду, но вот причины оной так и остались тайной… Неужели соперничали за внимание царевича?

– Что показали испытания?

Тут уже встрепенулся княжич Скопин-Шуйский:

– Хорошо себя показало мыло с репейником и зверобоем, но и петрушка с ромашкой такоже…

Вслушиваясь в довольно непонятный доклад, Василий Старицкий постепенно уяснил для себя, о чем же именно идет речь, – его царственный родич повелел Аптекарскому приказу выделать средство против вшей. Полезная вещь, что ни говори!.. И для воина в долгом походе, и для простого путешественника, и даже для самого последнего пахаря. Хотя последнему, пожалуй, не по карману такое роскошество будет…

– Василий.

Троюродный брат царевича непроизвольно выпрямился, но почти сразу же понял, что обратились не к нему.

– Отправь несколько коробов с мылом на чумные кордоны – ливонские и те, что между нами и литвинами. Пусть испробуют на беженцах от Бледного всадника.

– Слушаюсь.

– Что с устроением мыловарен?