Великий князь

Правильно поняв намек, маршалок господарский тут же допил вино и тихо удалился, оставляя иерарха церкви наедине с его невеселыми думами, а так же троицей братьев-бенедиктинцев, желающих исповедаться-доложиться на схожие темы. Царевич Дмитрий и его окружение; настроения среди шляхты и прочих прихожан; про то, как полоцкие хлопы снимаются с земель и уходят вслед за сманившими их русскими помещиками; еще кое-что… В общем, время до сумерек пролетело быстро, и когда доверенный слуга доложил о том, что к нему пожаловали два гостя, а вокруг обители замечены оружные люди, Станислав Гозий лишь вздохнул, укрепил дух короткой молитвой и двинулся на долгожданную встречу. По пути к нему присоединился отвратительно бодрый магнат, получивший весьма лаконичную инструкцию – слушать и запоминать.

– Князь?

В качестве ответного приветствия грузный вельможа слегка кивнул и нежно погладил оголовье сабли. Кстати, выдававшей его знатность и богатство любому, кто имел зоркие глаза, – одни только ножны, усыпанные драгоценными камнями, стоили как имение средних размеров!

– Я Станислав Гозий, епископ и личный секретарь его королевского величества Сигизмунда Августа. Он поручил мне устроить ваше… гм, наше дело.

Спутника своего кардинал представлять не стал, впрочем, и князь не торопился это делать. Вместо этого перебежчик стянул с себя плащ с глубоким капюшоном, лучше всякой повязки укрывающим лицо.

– Поди вон.

Молодой (потому что безбородый) слуга тут же вышел, а троюродный племянник государя Московии бросил плащ на лавку и уселся поверх плотной ткани.

– А ваш за моим присмотрит.

Теперь уже Сапега был вынужден покинуть комнатку, присоединившись к молчаливому плащеносцу.

– Итак. Его величеству передали ваше послание, и он склонен согласиться со всеми вашими условиями, но хотел бы знать, на что может рассчитывать взамен… В чем дело?!

Вернувшийся магнат двигался какими-то странными рывками, к тому же ведомый за руку спутником странно напружинившегося князя.

– Что?..

Почему-то голос кардиналу напрочь отказал. Попытавшись встать, он с растущим недоумением обнаружил, что и собственное тело ему полностью неподвластно. Да что за?.. Тем временем несостоявшийся перебежчик вернул на плечи плащ, как-то хищно и вместе с тем грустно улыбнулся и вышел за дверь.

– Твое полное имя и титул?

– Николай… Павлович. Рода Сапеги, герба Лис.

Покрывшийся обильной испариной от тщетных усилий подать голос или разорвать невидимые тенета, Гозий поймал взгляд польского магната и внутренне содрогнулся. Мутные, будто бы сонные глаза и полное спокойствие на молодом лице сулили ему что-то поистине страшное. Они попали в руки чернокнижника? Проклятый Бельский!!!

– Богат ли твой род?

– Да.

– Это хорошо. Ты немедленно вернешься к себе и сделаешь следущее…

Повернув укрытое капюшоном лицо в сторону клирика, колдун насмешливо хмыкнул – после чего у Станислава отказал еще и слух. Впрочем, он довольно скоро вернулся:

– …тому, кто покажет тебе этот знак.

На затянутой в перчатку (черную!) руке незнакомца, якшающегося с темными силами, сверкнуло небольшое кольцо с затейливым рисунком на ободке.

– Пока же храни наш покой.

Пару раз моргнув, магнат вернулся к нормальному виду, после чего твердым шагом покинул комнатку. Упал с головы капюшон, стек на пол темный плащ, являя свету тяжелую гриву серебряных волос и мягкую полуулыбку на красивом лице, знакомом кардиналу-епископу лишь по чужим словам и описаниям.

– Посмотри мне в глаза, Станислав Гозий…

Глава 5

В первый мартовский день московское подворье князей Старицких, обычно оживленное и полное служилыми людьми, словно вымерло – не было на нем ни помещиков, ни вечно суетливой дворни, а одни лишь плакальщицы в траурных одеяниях.

– Да на кого же ты нас поки-инул!..

Причиной тому были сороковины[59], справляемые по князю Владимиру Андреевичу. Умер он внезапно, во время охоты – только-только приладился с рогатинкой на матерого медведя-шатуна, как вдруг страшно побледнел, схватился за сердце и упал навзничь, за малым не попав на клык и коготь дикого зверя. Ближники, конечно, разом навалились, не дали медведю добраться до тела, вот только довезти своего господина живым до ближайшего священника им было уже не суждено… Так и отошел, без исповеди. Хорошо хоть, что пошедшие было по Москве слухи о том, что князь-де умер от страха, великий государь Иоанн Васильевич угрозой гнева своего и опалы смог пресечь. Не от страха! А от печали, тоски-кручины сердешной по угасшей в прошлом году инокине Евдокии, до пострижения бывшей матерью-княгиней Ефросиньей Старицкой[60].

– Да как же мы без тебя-а!..