Великий сеятель: Николай Вавилов. Страницы жизни ученого

«Изучая поля цветущего картофеля в Перу, убедился, что все так называемые местные сорта еще могут быть разбиты на сотни форм, да каких… Цветки различаются по размеру вдвое, чашелистики в 10 раз, есть с раздельно-спайными лепестками, сколько тут химер 13, гамма цветов на любом поле от синего темного через весь ряд до белого, да с орнаментом, а листва…

Словом, сортов и разновидностей ботанических тут миллионы…»

…Самолет вдруг резко и сильно качнуло. Теперь Вавилова отвлекли от работы раскатистый грохот и яркая вспышка, озарившая всю кабину.

За окном бушевала тропическая гроза. Она началась внезапно, и ничто не могло предупредить пилота о ее близости. Никаких метеосводок он в полете в те времена не получал. Да и вообще связь с землей поддерживалась лишь изредка. Она полностью зависела от капризов атмосферы и несовершенной радиотехники тех лет, кажущихся теперь незапамятными…

Только что сияло солнце, а теперь невозможно было определить, в какой оно стороне, куда лететь. Стрелки компасов метались, как бешеные. От всех металлических деталей с треском сыпались искры.

Тяжелые струи тропического ливня били в крылья с такой силой, что вот-вот грозили их обломить. Грохот стоял, как в кузнечном цехе. Стена дождя закрыла все вокруг. В кабине стало совершенно темно. Ее озаряли только слепящие вспышки молний, почти непрерывно одна за другой вонзавшихся в океан, бушевавший внизу — может быть, далеко, а возможно, совсем близко, уже под самыми колесами…

Монах снова торопливо читал молитву. Но даже сам господь бог не сможет его услышать в шуме ливня и раскатах грома, сливавшихся в сплошной гул.

Маленький самолет бросало из стороны в сторону. Он вдруг проваливался вниз так стремительно, что казалось, будто кресло ускользнуло и Вавилов остался висеть в воздухе один-одинешенек. Потом, натужно рыча, самолет, задрав нос, начинал с трудом выкарабкиваться из воздушной ямы, и растущая сила тяжести втискивала Николая Ивановича в кресло.

Только бы не отказал мотор! Тогда крышка. Швырнет вниз, как щепку, затянет в штопор, и врежутся они в океан. Земля уже давно осталась где-то за стеной дождя, позади. Под ними Атлантический океан.

Николай Иванович неожиданно почувствовал, что ноги заливает вода! Что такое?! Уж не захлестывают ли самолет океанские волны?

Он нагнулся и при очередной вспышке молнии увидел: на полу кабины плещется вода! К счастью, ее было немного. Видно, дождь проник в щели кабины. Николай Иванович поджал ноги.

Нелепость какая! Не хватало еще утонуть во время полета, в воздухе, в самолете! «И за каким чертом понесло меня на эту галеру?» — мысленно повторил он бессмертную жалобу мольеровского героя, начисто забыв, что еще совсем недавно так восхищался преимуществами воздушного транспорта. Теперь как нарочно в голову лезли мысли мрачные и скептические: «Ведь что такое, в сущности, самолет? Коробочка фанерная, если разобраться, которую швыряет ветер в небесах над океаном…»

Но и на этот раз ему повезло. Они прорвались сквозь грозу. Гром, молнии, ливень остались позади. Над бушующим океаном, выглядевшим с высоты очень красиво, разливался вполнеба идиллический, нежный закат.

Через час, в быстро сгущавшихся сумерках, они приземлились на аэродроме Тринидада, где Вавилова давно ожидал встревоженный опозданием доктор Харланд со своими помощниками. Вид у Николая Ивановича, вышедшего из самолета, был довольно помятый, ноги плохо повиновались ему…

Он пробыл в институте два дня. Показ плантаций, научные дискуссии, бесконечные вопросы гостя, — доктор Харланд и его сотрудники были совершенно измотаны. Провожая Вавилова, они еле стояли на ногах, пошатывались, улыбались с закрытыми глазами. Доктор Харланд устал до того, что, простившись в Николаем Ивановичем и пообещав ему непременно побывать в Советском Союзе, стал машинально прощаться и со своими помощниками и даже пытался обнять одного из них, спутав его с Вавиловым…

А Николай Иванович был, как всегда, бодр, весел безукоризненно выбрит и щеголеват, хотя и ему за последние двое суток едва ли удалось поспать более трех часов.

Когда самолет взлетел и начал подниматься в небо, постепенно исчезая в сиянии солнца, доктор Харланд еле выговорил:

— Поразительный человек! — и, передохнув, добавил: — Завтра мы все отдыхаем. И послезавтра тоже! Я даю всем три дня отпуска. Раньше мы не сможем работать.

А Вавилов тем временем в самолете удобно пристроил на коленях портфель и разложил на нем бумаги. Наконец-то можно без помех поработать. Пока свежи в памяти, записать впечатления и возникшие идеи, а их немало. Нет, все же в самолетах очень удобно путешествовать…

…Благополучно вернувшись домой, Николай Иванович прочитал несколько лекций, неизменно собиравших так много людей, что почтенные географы удивлялись:

— Ничего не можем понять. Наш Николай Иванович просто чудо сотворил. Впервые видим, чтобы на доклад географа публика ломилась, как на концерт Собинова!

Николай Иванович на лекции, конечно, помянул и о том, как помогла ему авиация, как летал над Южной Америкой на самолетах. И вдруг в зале начался смех.