Великий сеятель: Николай Вавилов. Страницы жизни ученого

На обеде, данном в его честь, он отважно пробует все блюда, пунктуально пометив потом в дневнике для памяти, что обезьяна оказалась «своеобразного, но не очень приятного вкуса», а красная змея — «консистенцией вроде сосиски, но плотней». Особое внимание Николай Иванович, конечно, уделял местным плодам и фруктам, которые подавали на десерт, — с аппетитом съедал их, а косточки и семена аккуратно завертывал в бумажку и прятал в карман.

И при первой возможности отправлял домой очередную посылочку, сопровождая шутливыми отчетами:

«Замотался и становлюсь «geritrishe professor» 9. Уже потерял пальто и пару ручек. Голову тоже было третьего дня потерял на чердаке одной опытной станции, но выдержал, пока только болит голова.

Финансы в порядке. Лично в обрез, но на семена деньги получил.

Порция пространства на сей раз максимальна. И поэтому уже подумываю, когда же она кончится. Но до конца доведу».

Посылал не только семена, колосья или косточки диковинных местных плодов. С берегов Амазонки шлет в Ленинград даже несколько засушенных бабочек, найдя время тщательно обработать и упаковать, чтобы сохранились неповрежденными огромные крылья, светящиеся в темноте.

Так он летал — и континент раскрывался перед ним с высоты, словно ожившая географическая карта.

Самолеты переносили Вавилова из одной страны в другую, но все же странствовать ему приходилось больше пешком: «ножками, ножками», как он любил говорить. Ведь семена нельзя собирать с воздуха или из окна поезда. Все поля нужно обойти пешком, низко кланяясь каждому колосу.

В глухих районах Перу Николаю Ивановичу пришлось, нередко рискуя жизнью, поскольку он не был спорстменом-альпинистом, карабкаться по скалам, чтобы добраться до хинных деревьев.

Хина была очень нужна стране, решившей в самые ближайшие годы навсегда покончить с малярией. А синтезировать акрихин химики тогда еще не умели. На импорт хины приходилось тратить свыше полутора миллионов рублей в год. Сколько на эти деньги можно было бы купить тракторов, станков, автомобилей, комбайнов!

И добыть семена хинных деревьев, привезти их домой, завести собственные советские лекарственные плантации Николай Иванович поставил для себя одной из главных задач.

Вечнозеленые деревца, кора которых содержала целительный хинин, в диком виде сохранились только в отдаленных горных долинах, на высоте не ниже трех километров. И карабкаться к ним приходилось по голым отвесным скалам, вспоминая давнее путешествие на Крышу мира. Но теперь ведь он не был так молод, как тогда…

Эти стремительные перелеты от залитых огнями больших городов к труднодоступным горным долинам или плантациям в глуши тропического леса, от пышных дипломатических приемов к задушевной беседе с неграмотным крестьянином, возделывающим картофель на крошечном каменистом поле, были особенно разительны.

На следующий день Вавилов уже донимает вопросами ученых где-то на опытной станции в другой стране, стремительно шагает по полям, все успевая заметить серыми веселыми глазами. Или накупает на местном рынке в каком-нибудь городке всяких семян и плодов, а вечерами стучит до полуночи у себя в номере молотком, готовя к отправке очередные посылки.

А потом снова взревут моторы и понесут его под облаками на другой конец континента. Но там опять неизвестно, что его ждет: встретят с распростертыми объятиями коллеги-ученые, обрадованные возможностью побеседовать с одним из крупнейших биологов мира, вдруг буквально свалившимся к ним с небес, или угрюмые, недоверчивые чиновники снова посадят его в каталажку «до выяснения личности», как было в Мексике и Чили.

Даже для него, бывалого странника, это путешествие оказалось весьма необычным. Где-то над беспорядочным нагромождением горных хребтов с остроконечными вершинами, похожими на оскаленные клыки чудовищной пасти, раскрывшейся в надежде, что самолет упадет, и готовой проглотить его, Вавилову вдруг пришла в голову забавная мысль о том, что нынче можно совершить даже кругосветное путешествие, сидя вот так, в кресле. И недаром говорят, будто у летчиков сидячий образ жизни, хотя они и находятся вечно в странствиях. Забавно.

В самолете над Андами Николай Иванович отметил и свое сорокапятилетие, написав в очередной открыточке домой: «В курорт пойдем после 75 лет, а пока будем торопиться».

В самолетах и на аэродромах в ожидании вылета он пишет не только открытки знакомым и родным, но и подробные послания в институт с планом работы на несколько лет. Не могу удержаться, чтобы не привести одно из его писем почти полностью, — уж очень оно в характере Николая Ивановича и по содержанию, и по стилю.

«7. Х1-32. Да, сегодня день — 15 лет революции. Издали наше дело кажется еще более грандиозным. Привет всем. Будем в растениеводстве продолжать начатую революцию.

Дорогие друзья!

Пишу оптом, ибо на этот раз нет времени для писем, хотя писать можно без конца. До черта тут замечательного и интересного!

Пример — картофель. Все, что мы знали об нем, надо удесятерить… Невежество наше и картофель Андов поражающи.